Лис и Пёс в жестяной банке
Я поднял банку, понюхал – сарделя.
Открыл – текст. Резкий, как зуб в плече.
Письмо без конверта. Без приветствия. Без вопросов. Только кость – и подпись: «Пёс».
«Ты всё ещё ищешь смысл? – писалось там. – Господи… ты хотя бы лапы моешь после этого?»
Я усмехнулся. Вот оно. Первое настоящее. Не Сократ с его вопросами. Не Платон с идеями. Даже не ты, Альбер, с твоим абсурдом. А вот этот. Лежит в бочке, зевает, чешет живот и показывает миру задницу. И – жив.
Он ничего не доказывает. Он не спорит. Он не задаёт вопросов.
Он просто дышит. Рядом с тобой. Неловко. Без смысла. Без системы. Но с абсолютной правдой.
Если бы ты, Альбер, спросил у него: «Стоит ли жить?» – он бы зевнул, вытащил причиндалы на площадь и ответил: «Если спрашиваешь – значит, не живёшь».
Диоген – не философ в обычном смысле. Он – зеркало, в которое не хочется смотреть.
Он выкинул всё: дом, статус, кружку, веру в человечество. Оставил только одну вещь – собаку.
И стал ею.
Он не задавал вопрос о Боге. Он жил, будто Бога нет. И, чёрт возьми, был живее всех нас.
Я постоял у его бочки, немного подождал. Пёс храпел. На его пузе лежал воробей. Спал.
Я улыбнулся.
И пошёл дальше. Потому что иногда единственный ответ, который тебе нужен, – это зевок в лицо.
Лис и Тот, кто задаёт вопрос
Он ждал меня на площади… Хотя нет. Это был не город. Не Афины. И даже не воспоминание. Это было место в Лесу, где трава вытаптывается не ногами – сомнениями.
Там было жарко. Сухо. В воздухе висела пыль, и всё вокруг пахло – вином и стыдом.
А он сидел прямо в центре – не на пьедестале, а в земле. Облокотившись на что-то, чего не было. Как будто знал, что ты всё равно попытаешься понять, на что он опирается.
Я сел рядом. Он не поднял головы.
– Ну? – сказал он. – Кто ты?
Я подумал было назвать себя. Сказать: Лис. Путешественник. Писатель. Вопрошающий.
Но он уже ухмылялся.
– Вот. Видишь? Даже не начал говорить, а уже придумал, кто ты есть. Начнём сначала.
Он не спрашивал ради ответа. Он спрашивал, чтобы ты сгорел. Чтобы ты вспыхнул на собственном несоответствии.
Сократ.
Нет, не старик в тоге. Не исторический персонаж. Это был воздух, ставший беспокойством.
Голос, который не имеет формы, но каждый раз появляется, когда ты слишком уверен в том, что ты – это ты.
Ты бы, Альбер, с ним не сработался. Он не уважает конструкции. Он подкапывает фундамент.
Ты бы спросил: «Стоит ли жить?»
Он бы, не глядя, спросил: «Кто спрашивает?»
И ты бы замер.
Потому что он не ищет смысл. Он ищет враньё. Он нюхом чувствует, где ты прикрыл страх высокими словами.
Где ты говоришь «жизнь» – но имеешь в виду привычку.
Где ты говоришь «свобода» – но на самом деле боишься пустоты.
Сократ – это не философ. Это – лезвие. Он умер не потому, что отстаивал истину. Он умер, потому что не мог не резать.
Его Бог не всезнающий. Его Бог – вопрошающий. Не учитель. Напарник. Провокатор. Он не даёт объяснений. Он вводит в смущение. Он не ведёт за собой – он отводит тебя от себя.
– Ты уверен, что жив? – спросил он меня.
Я не ответил. Потому что, если бы ответил, солгал бы.
Он не остался. Он исчез. Как вопрос, который не дают закончить. Как смех, который слышится внутри, когда ты в следующий раз пытаешься объяснить себе, зачем ты проснулся.
И я понял: этот Лес – не просто путь. Это разговор. И если ты не хочешь услышать себя – тебе лучше не идти.
Лис и Архитектор теней
Платон. С ним всё иначе. Его письмо не приходит – оно является. Завёрнуто в свиток, перевязанный нитью, которую не перерезать – только расплести, как мысль. Оно не пахнет бумагой, оно пахнет ладаном, абстракцией и лёгкой, почти невинной гордыней. Читаешь – и словно входишь в храм, выстроенный из света. Каждый абзац – это колонна. Каждое слово – арка. Всё направлено вверх. Но чем выше ты поднимаешься, тем отчётливее понимаешь: лестница ведёт не к двери, а к следующей лестнице. И так бесконечно.