Да, он прав. Можно потерять память, но нить судьбы вечна — она может запутаться, однако разорвать её нельзя никакими усилиями. Даже сквозь тысячелетия и сотни перерождений судьба свяжет между собой тех, кто предназначен друг другу.

— Не стану спорить… — смущённо ответила Ань Син, чувствуя, как Хун Сянъюнь в нетерпении укусил её за нижнюю губу, оставив там чуть саднящий след, словно печать, подтверждающую его супружеские права.

Она принадлежит ему. Принадлежит уже давно. Между ними ничего не изменилось... кроме времени.

Каждый поцелуй и смелое касание вызывали обжигающую волну желания. Ань Син чувствовала себя стоящей на краю бездны — ещё немного, и она сорвётся. Полетит вниз, отдавшись силе ветра, толкнувшего в спину.

Хун Сянъюнь так умело использовал присущую всем асурам физическую привлекательность, что это по-настоящему пугало. Не зря в своё время его звали Тёмным владыкой!

Наверное, он тоже слушал её дыхание? Стоило подумать о прежнем титуле главы Асюло, как Хун Сянъюнь оставил в покое губы, чтобы заглянуть ей в глаза и спросить:

— Что беспокоит тебя?

Ань Син побоялась лгать. Высшего бессмертного не может провести младшая небожительница, ещё не укрепившая духовные силы. Даже гора Шэньчжиянь не доступна такой, как она, хотя её семья по материнской линии считается хранителями Ока Бога.

— Я… боюсь… Боюсь быть обузой тебе…

«И боюсь упустить момент, когда время попытается вернуться в привычное русло…»

— Дорогая супруга, почему до сих пор думаешь об этом? — мягко укорил Хун Сянъюнь. — Твои слова задевает мою гордость. Неужели, я настолько плох в твоих глазах, что ты считаешь — не смогу позаботиться о любимой женщине?

— М-м…

— Не говори ничего больше — хорошо?

Ань Син послушно кивнула. Он прав. Первая брачная ночь придумана не для того, чтобы обсуждать такие вещи. Церемония должна завершиться, как предписано — из этой комнаты она выйдет законной женой прославленного Бога войны. Яростного и страстного мужчины, способного довести её тело и ум до исступления.

И он не разочаровал.

Ань Син стала засыпать лишь под утро, когда восток нежно зарумянился в предвкушении скорой встречи с солнцем. Совершенно вымотанная и расслабленно лежащая на бугрящейся крепкими мышцами груди мужа, она ощущала себя переполненной и... одновременно опустошённой.

К тому моменту власть Хун Сянъюня над нею запечатлелась не только на губах. Приятно ныло всё тело, а внутри было непривычно влажно.

В домике близ купален он овладел ею совершенно с другой целью — чтобы исправить ошибки: исцелить и помочь измотанному духу. Но в эту ночь открылась другая сторона Бога войны — неистово-мужская, почти доводящая до потери чувств.

А разбудил Ань Син приятный шорох.

Осторожно приоткрыв один глаз, она осмотрелась. У стола, ранее использованного для закусок, стоял Хун Сянъюнь. Шуршала кисть в его руке, плавно скользящая по куску белого шёлка.

Ань Син выбралась из-под одела и, набросив мантию на голое тело, подошла ближе, чтобы взглянуть, чем так увлечённо занят супруг? Рассмотрев белоснежную гладь, она непроизвольно вздрогнула — и в будущем, и сейчас он рисовал одно и то же! Цветущее грушевое дерево, поникшее под косыми плетями дождя на крутом речном берегу.

Символ крепкой дружбы и верности.

— Не ходи босиком, — низкий от природы голос Хун Сянъюня звучал слишком строго, чтобы ослушаться.

Она хотела вернуться в постель, но он подхватил её на руки и усадил на резной стул.

— Мраморный пол слишком холодный, а твоя внутренняя ци ещё слаба, — Хун Сянъюнь аккуратно натянул на босые ступни супруги расшитые бисером войлочные туфли. — Береги себя — хорошо?