Взгляд Бога войны строг, как и голос. Таким она его ещё не видела! Цуймингуй был сначала приторно-вежлив, а затем убийственно-холоден, едко резок и непримирим. Он никогда не казался ей напоминающим заботливого родителя. Смешно…

— Почему улыбаешься, Син-эр?

— М-м… прости! Я больше не стану ходить по мраморному полу босиком.

В лучистых глазах Хун Сянъюня отразились искорки едва сдерживаемого смеха. Неужели доволен тем, что испугал её? Ань Син нахмурилась.

— Поспеши, тебя ждёт купальня. Прислужники не могут до бесконечности использовать духовные силы, чтобы угодить супруге Бога войны. Пожалей бедолаг, боящихся ослушаться моего приказа, — сказав это, он с самым спокойным видом вернулся к недописанной картине.

— А что ты приказал?

— Держать воду тёплой, пока ты не проснёшься.

— Тебя не зря боятся демоны…

— Хм… — кисть на мгновение замерла над белым полем шёлка, словно раздумывая, куда двинуться дальше.

Нет, она не права! Раньше он бы и бровью не повёл. Но этот Бог Войны чуточку мягче от Тёмного владыки. И в том есть и её скромная заслуга.

***

— Этот недостойный приветствует Бога Войны, — голос вошедшего в кабинет звучал молодо и звонко.

Хун Сянъюнь узнал гостя, не отрывая взгляда от каллиграфии. Пожаловал тот, кого многие в небесном городе звали «бесполезным сыном небожителя Сюэ». Избалованный любовью матери и снисходительностью отца Сюэ Цзян.

— Этот недостойный приветствует Бога войны! — чуть громче повторил молодой асур.

Вновь налетев на звенящую тишину, словно на невидимую глазом стену, Сюэ Цзян не выдержал — сократил расстояние до неприлично близких двух шагов. Порывистое движение, родившее едва уловимый поток воздуха, сдвинуло с места уголок бумажного листа. Рука Хун Сянъюня, держащая намоченную в туши кисть, замерла на полпути. А потом маленькая чёрная капля сорвалась вниз и понеслась к бумаге, угрожая испортить только что записанное стихотворение.

— Этот недостойный…

— Сяо Сюэ! — Хун Сянъюнь отклонил каплю силой мысли и положил кисть, с досадой наблюдая, как чёрная клякса медленно растекается по белоснежной мраморной плите на полу.

[сяо — младший, то есть «младший Сюэ»]

— П-прости, уважаемый Бог войны! Этот недостойный…

— Четвёртый раз… — Хун Сянъюнь порывисто встал и, взмахнув широкими рукавами мантии, сложил ладони за спиной, — четвёртый раз ты повторяешь одно и то же! Неужели, полагаешь, этот бог лишился слуха?

— Я… м-м…

Взгляд Сюэ Цзяна стал немного растерянным. Известный всем бездельник заметно смутился, утратив присущую ему сообразительность. И хотя Хун Сянъюнь никогда не относился к членам родного клана высокомерно или слишком строго, сейчас он чувствовал некоторое удовлетворение.

Этим утром, пока Ань Син спала, к нему приходил служащий дворца Сюэ. Отец Сюэ Цзяна обратился с просьбой взяться за воспитание наследника, вконец отбившегося от рук, несмотря на все родительские увещевания.

Но как воспитаешь, не указав ослушнику его место?

Небожитель Сюэ совершенно не умел проявлять строгость — в этом Хун Сянъюнь был уверен точно так же, как в том, что солнце сегодня взошло на востоке. Иначе тот не обратился бы с просьбой к дворцу Гуанхуэй.

— Вижу, красноречие некоторых ощутимо пострадало со вчерашнего брачного пира, — с усмешкой заметил Хун Сянъюнь. — Это хорошо. Твой отец просил взять тебя во дворец Гуанхуэй. А я не люблю болтливых младших небожителей.

— А?.. — Сюэ Цзян выглядел настолько ошарашенным всем услышанным, что Хун Сянъюнь едва сдержал смех.

— Где твой меч, сяо Сюэ?

— Я… оставил оружие в своих покоях, — глаза молодого асура наполняло искреннее удивление.