Итак, погружаться в сон я более не желал. Мне не хотелось ничего, кроме одного – уйти от этой беспросветной жизни и отправитсься туда, где меня, быть может, ждёт светлая будущность.

«Если я не желаю более томиться в этих местах, то… мне ничего не мешает сбежать отсюда. Сбежать!» – эта снизошедшая до меня идея полностью завладела мной. Осталось только решить, каким образом я совершу этот план, который я ещё давно отложил в сторону, но теперь решил им воспользоваться непременно. И я вспомнил про Родольфо. Уж что-что, а строить плоты и лодочки я вполне был способен, так что постепенно я пришёл к однозначному выводу: нужно сегодня же покинуть на самодельной лодке пределы этого острова, расстаться с отцом и матерью, простить им грехи и поспешить в неизвестность. Но эта неизвестность казалась мне куда более привлекательной и заманчивой, чем пребывание в отцовском поместии. Вот так за одну ночь мне удалось покончить со всеми сомнениями, опасениями и страхами, и дать себе твёрдую, непоколебимую клятву в том, что сюда я более не вернусь, иначе попросту буду обречён на погибель.

Тихонько выйдя из дома и проскочив во флигель, я осторожно прикрыл парадную дверь и выбежал во двор.

Затем принялся разыскивать инструменты, с помощью которых и должен был создать своё транспортное средство, благодаря которому я и смогу осуществить задуманное.

Найдя в старом сарайчике отца топор и рубанок, поспешил в сторону дубовой рощи, что произрастала недалеко от нашего дома (для того нужно было подняться по тропинке чуть выше).

Конечно, для меня подобное занятие было серьёзным испытанием, но благодаря моему учителю, плотнику Родольфу, который успел-таки дать мне несколько уроков по древесному ремеслу, мне удалось срубить небольшое деревце, разделить его на брёвна, а затем хорошенько обстругать и придать им должную форму, с которой я смогу построить маленькую лодочку. С отплытием я, правда, решил не спешить, а дождаться раннего утра, когда заря осветит местные воды. Изрядно попотев, я в ожидании рассвета прилёг прямо в сарае, немного вздремнув.

Через какое-то время я открыл глаза и, поднявшись, вышел во двор, чтобы убедиться, и к моей радости, солнце уже начинало выглядывать за горизонт. Долгожданный мой час настал-таки.

Оглядев ещё раз своё творение, не совсем идеальное, но при том внушающее своими размерами (впервые за все свои годы мне удалось смастерить нечто большее), я принялся тащить её к берегу так, чтобы никто не смог заподозрить нечто неладное. С собой в долгий и опасный путь, который мне предстоял, я взял лишь пятнадцать лир и несколько мешков с пропитанием, а также набрал немного воды в море.

Когда солнце уже поднималось к небу, я, стоя на песчаном берегу, обернулся назад и взглянул на Палермо, на виднеющиеся вдалеке поместья, среди которых числилось и моё имение. Конечно, я ещё не раз буду предаваться тягостным, тревожным, а порой грустным воспоминаниям о Сицилии. Как бы здесь не сложилась моя судьба, но этот остров навсегда останется моей единственной родной землёй. Вернусь ли я сюда когда-нибудь?

Тогда я ещё не задумывался о том. До меня лишь доносился зов, манящий меня в неведомые края. Этот зов был повсюду: в морском приливе, в криках чаек, в мигающем мне вдалеке, со стороны порта, маяке, в бодро гудящих паромах.

Собравшись духом, я спустил своё судёнышко в воду, перекрестился, перенёс весь свой груз на лодку и, взмахнув на прощание рукой, спустился сам на киль и тронулся с места.

Сердце моё разрывалось, когда я видел удаляющийся берег Сицилии, вскоре скрывшийся из виду. Я остался совершенно один. Один среди бескрайних морских просторов. Потому уповал я лишь на Отца Небесного и свои силы. К счастью, за этот день, что я провёл в плавании, мне ни разу не довелось оказаться под проливным дождем или штормом. Небо было всё таким же безоблачным и ясным. Иногда, бывало, волны раскачивались сильнее от порывов ветра, но они в скором времени прекращались, и на воде становился штиль. Я ощущал себя капитаном значительного судна, плывущего по торговым делам куда-нибудь в Африку или же в Азию.