– Что?

– Неисповедимы пути Господни – так написано в Библии. Хорошо. Я помогу вам. Посмотрим, что у вас тут творится. Но если я ничего не замечу, то продолжу выполнять свой обет и ты не будешь меня удерживать, или уговаривать остаться. Денег я с тебя не возьму. Что скажут, если узнают, что я пошел на службу к крестьянам? Но милостыня паломнику – дело хорошее и я рассчитываю на таких птичек – он показал обглоданной костью на лежащую перед ним курицу – почаще. Мой паж тоже. Ну а взамен я постараюсь защитить вас от того, с чем справятся моя рука и мой меч. Согласен?

Старик с облегчением кивнул.

Телеги, которые тянули волы, медленно тянулись сзади и даже шагом лошади обгоняли их. Наемнику приходилось сдерживать жеребца, чтобы не слишком оторваться от обоза. Зато хватало времени хорошенько осмотреться по сторонам в поисках разбойничьей лежки.

Устроить засаду, не оставив следов, не так уж просто. Вот лесок впереди. Вроде бы хорошее место, но вокруг – заросший высокой травой луг. Пойдешь к лесу с дороги – примнешь траву и стряхнешь с нее росу. Опытному глазу такие вещи видны сразу. Следы, внезапно свернувшие с дороги в сторону, поднимающийся из леса дымок (разбойники тоже люди и мерзнут, как и все остальные), вьющиеся над кустами испуганные птицы… Но все было спокойно. Светило солнышко, телеги скрипели сзади и Зигфрид жестом подозвал пажа.

– Самое время для тебя рассказать мне свою историю.

– А? Какую историю?

– Не притворяйся. Я могу обмануться детским голосом, потому что мало имел дел с детьми и ребенку проще обмануть меня, чем взрослому, но уж женскую-то ножку я от мужской точно отличу. Что скажешь, Жан? Или, может быть, Жанна?

– Ты понял…

– Кроме того, тебе явно не приходилось часто ходить босиком. Не очень вяжется с твоей сказкой о мальчишке из пограничного селения, сожженного разбойниками. Крестьяне обувь надевают по большим праздникам.

– Много можно понять о человеке, посмотрев на его ноги, да?

– Я жду твой рассказ.

Девушка вздохнула.

– Ну да, Жанна… Я… не знаю, что рассказывать.

– Откуда ты и кто твои родители?

– Я их не помню. Говорили, что они были альбигойцами, из "совершенных".

– Чушь! – усмехнулся Зигфрид. – У "совершенных" не могло быть детей. Они давали обет безбрачия, все поголовно.

– Говорю же: не знаю. Но был один старик, который их знал. Он тоже был когда-то катаром, священником. Он не стал бы врать.

– Да, они никогда не лгали… Где ты выросла?

– В семье одного купца, из под Тулузы. Он католик и я тоже была крещена в католической церкви. Понимаешь… Было наследство и когда я выросла бы… У отчима были дела с маркизом. Для того это было бы легче легкого – подтвердить мои права.

– Значит ты дочь еретиков… Что с того? Святая церковь не считает детей ответственными за грехи отцов и осуждает тех, кто полагает иначе. Что же тебе не жилось у купца?

– Он хотел выдать меня замуж.

– Ну и что? Ты же девушка. Девушкам и полагается выходить замуж.

– За еврея!

– Вот мерзавец…

Наемник осуждающе покачал головой. Евреев в здешних местах любили еще меньше, чем мусульман, заезжавших иногда из Испании, или приплывавших по морю. Мавры торговали честно, а многие из евреев жили, ссужая деньги под залог имущества. Ненависть к ростовщикам была всеобщей и она распространялась на весь народ. Даже крещение не оберегало еврея от нее. Скорее это чувство даже становилось сильнее, ведь выкресты продолжали заниматься своим делом.

– У отчима были дела с Иоахимом из Картахены. Тот приезжал в прошлом году и я подслушала их разговор.

– Почему же ты не рассказала об этом людям? Хотя если у твоего отчима дела и с маркизом… Значит ты сбежала?