– Другим они были заняты. Не до нас им было, вашмилсть! Оно и к лучшему, потому что скажи при монахе из ордена Святого Доминика "колдовство" – и ты первый же попадешь в застенок, а там и на костер прямая дорога. На местных дорогах находят обглоданные трупы и в последнее время это происходит очень уж часто.

– Волки?

– Ни один волк не сможет выпустить из мертвеца всю кровь, до капли. Люди говорят, что здесь завелся колдун, который приносит христианские души в жертву князю тьмы.

Последние слова старик произнес шепотом и оглянулся через левое плечо, как бы проверяя, не сидит ли у него за спиной черт.

– Кровь, говоришь?..

– Клянусь, вашмилсть! Я сам видел. Тело было изорвано зубами зверей, но из ран не вытекло ни капельки крови. Они были белыми, как овечья шерсть. Вашмилсть все-таки рыцарь святого ордена. Может быть, нечисть эта вас и испугается?

– А если нет? Что, если я для нее стану только приманкой?

– Тогда мы поможем. Когда есть тот, кто может повести людей за собой – это ведь совсем другое дело!

– Вести в бой крестьян? Да еще и в бой с нечистой силой?

Наемник усмехнулся. И все-же в лице старика было что-то, что заставило усмешку убраться с лица. Он явно был испуган до дрожи в коленках. Может быть, и заснуть этой ночью не сможет. Действительно сам видел что-то ужасное? Похоже на то…

Зигфрид не просто верил в существование нечисти. Он знал, что она существует. Мелких бесов он научился видеть лет через десять после той битвы в 1241 году, когда степная конница разгромила собранную Генрихом Благочестивым армию. Именно тогда он получил в щит (тот самый, что висел сейчас на стене) стрелу от татарской ведьмы и встретился с ней глазами. Вера спасла его. Стрела исчезла в вспышке зеленого пламени, а с ним стало твориться что-то непонятное, как будто то безмерное удивление в глазах лучницы навсегда осталось с ним.. Он вдруг понял, что может вести за собой людей и управлять ими. Перестал болеть. Видел направленные в него удары до того, как оружие врага начинало замах. Мог даже перерубить мечом стрелу на лету и в то же время ни одна стрела не могла проткнуть кольчугу, когда та была на нем. Арбалетный болт, при выстреле в упор способный пробить латы, вяз в кольцах, не в силах поцарапать его. Это бы еще ничего, но бывало, что стрелы отскакивали и от голой кожи.

Он скрывал это от братьев, но нельзя было скрыть, что достигнув возраста Христа он перестал стареть. Примерно в то же время он начал замечать мелких бесов вокруг. Это было хуже всего – знать, что ты окружен нечистью и не иметь возможности ее уничтожить. Человека, способного на такое, точно обвинили бы в колдовстве. Орден пришлось покинуть, подстроив ложное известие о своей гибели и уехать подальше.

Сейчас ему было без малого сто лет, он умел ходить по воде, видеть сквозь стены и сам себя считал колдуном. То, что он мог войти в церковь и подойти к причастию, сбивало с толку, но в конце концов кто знает, как оно должно быть? Осторожные расспросы ни к чему не привели. Кто-то говорил, что колдуны могут ходить в церковь, а кто-то утверждал обратное, но все они врали, что знают это наверняка. Вранье он тоже мог отличить от правды почти так же легко, как пересчитать свои пальцы. Наконец он принял очень трудное решение, дал обет и теперь ехал в Рим, чтобы его исполнить веря, что его ведет Бог.

Как можно было знать, что от него требуется? Возможно, как раз помочь этим самым крестьянам? Сказано: "Ворожеи не оставляй в живых" – а он очень хорошо знал, что такое настоящая ведьма и на что она способна.

– Deus operatur in arcanum modis… – пробормотал он.