– Спасибо за заботу, Сергей Валентинович. В полном порядке. Просто в моей голове теперь живёт пришелец по имени Кляпа.

У начальника нервно дёрнулся левый глаз, как будто пытаясь сбежать с лица первым.

Он кашлянул, сцепил пальцы в замок, с силой, которой хватило бы перекусить проволоку, и попробовал действовать в стиле офисного протокола:

– Может… э—э—э… возьмёте отпуск? Немного отдохнёте? Смените обстановку? Свежий воздух… новые впечатления…

Валя кивнула с выражением мудрого старца, которому только что предложили выехать за город в разгар нашествия инопланетян.

– О, Сергей Валентинович, вы совершенно правы, – благоговейно подтвердила она. – Только вам бы я посоветовала сделать это быстрее. Причём желательно срочно. И желательно на другую планету.

Шеф моргнул. Потом ещё раз. И ещё. Создавалось ощущение, что его внутренний процессор завис на фразе «на другую планету», безуспешно пытаясь найти среди стандартных офисных протоколов вариант развития событий.

Он медленно, очень медленно снял очки, протёр их салфеткой, потом снова надел, глядя на Валентину с надеждой, что за время манипуляций перед ним материализуется кто—то другой. Но нет. Перед ним всё ещё сидела Валя. С торжественным лицом бунтарки космического масштаба.

Шеф сжал губы в тонкую линию. Попытался открыть рот для очередной дипломатической тирады. Потом махнул рукой, тяжело, как человек, только что узнавший о падении метеорита прямиком в его огород.

– Ладно… – хрипло сказал он, уставившись в бумажки на столе так, будто те могли его защитить. – Ладно… работайте… как считаете нужным…

Он больше не пытался спорить. Он капитулировал. Валя вежливо улыбнулась, грациозно встала и неторопливо вышла из кабинета, оставив после себя лёгкий шлейф абсолютного триумфа.

В коридоре, где напряжение можно было резать ножом, сотрудники прильнули к мониторам, изображая из себя занятых делом, но одним глазом продолжая следить за ней.

А Валя шла, как легенда. Как героиня собственного сумасшедшего эпоса. Как живое доказательство того, что даже в самом унылом офисе можно устроить маленький конец света – и чувствовать при этом себя невероятно живой.

Вечер накрыл город медным тазом заката, стягивая по улицам длинные, расползающиеся тени и щедро поливая асфальт липким ароматом нагретой пыли и кофе навынос. Город привычно бурлил своей суетой, но для Валентины он сегодня звучал иначе: легко, музыкально, как весёлый марш каких—то расхристанных небесных трубачей.

Валя шла по тротуару, цокая подошвами балеток по плитке с таким задором, словно на спор собиралась протоптать новый туристический маршрут "по местам великого психоза". На лице у неё цвела довольная ухмылка человека, которому официально разрешили быть собой – сумасшедшей, счастливой, свободной.

Прохожие, завидев её, инстинктивно съеживались. Кто—то нырял в ближайший магазин с видом: "О, срочно вспомнил, что мне нужен кабачок!". Кто—то переходил на другую сторону улицы, косясь через плечо, как будто опасался заразиться непредсказуемостью.

Один пожилой велосипедист, бодро крутивший педали, при виде Валентины так растерялся, что врезался в урну, которая обиженно загремела, как медный барабан на репетиции оркестра. Валя милостиво кивнула ему и пошла дальше, гордо подняв подбородок.

Она смеялась – открыто, искренне, с той лёгкостью, с какой дети смеются над падающим осенним листом. Её заливистый, звонкий смех вился за ней, как хвост у кометы, наполняя улицу неведомой радостью, граничащей с лёгким безумием.

Кляпа в голове нервно поскуливала, как хозяйский кот, которого впервые выпустили на улицу без шлейки. Сидела где—то глубоко в сознании, недовольная, сбитая с толку, перепуганная.