– Похоронные ленты обычно гласят – «От родных и близких», – ответил Агеев, снова прикуривая.

Не могу сказать, что я хорошо знаком с этой компанией, но Антона Сергеевича знал, как бодрого ироничного человека. К тому же матерого ремесленника, склонного дружески издеваться над чужой творческой рефлексией.

С коллегами вел себя этот человек равнодушно. Амбиции давно распродал туристам в виде спешных и не слишком точных портретов. Заказчик-то не хочет видеть себя на портрете похожим. Заказчику главное – красивым…

В случае бесед на серьезные темы Сергеич чуть опускал глаза, будто в чем-то провинился. Рисуя молодую девицу – подмигивал своей натуре. Если муж это пресекал, Сергеич ссылался на нервный тик. Были даже случаи, когда смущенный супруг из чувства неловкости доплачивал.

Иванов и Астахов в один голос говорили:

– Самоубийство – грех. А ведь какой был человек…

Не вы ли, думаю, тайком от него выпивали за углом?!

Голос Анны Олеговны ностальгически вздрагивал:

– А ведь когда-то он за мной красиво ухаживал.

А не так давно говорила: «Похотливый старый кобель».

Затем начались коллективные рыдания. Особое внимание уделялось талантам покойника… Говорили о трепетной и ранимой душе, скрытой за грубыми мазками на полотнах… О размашистой творческой мысли за мелкими штрихами… О необходимости сохранить его творческое наследие…

Игорек Агеев дополнил:

– Ну, раз траур, значит – выходной.

Затем прошептал мне на ухо:

– Слушай, у меня старик хранил часть своих работ. Как думаешь, старперы купят их себе?

Мне стало противно. Я захотел незаметно исчезнуть…

Часа через три звонит Агеев. Грозится познакомить с каким-то черным музыкантом.

– У памятника Ленину в восемь, – говорит. – Родина-мать зовет встречать ястреба из Пентагона. Рассеем смуту в международных отношениях!

– Ты пьяный? – сразу понял я.

– Никак да, – ответил Агеев армейским тоном.

Парень действительно оказался черным. Русский язык он практически не понимал. Не без труда мы кое-что выяснили об этом человеке. Зовут его – Патрик. Играет на фортепиано. Родом из Теннесси. Зачем-то уточняет, что не женат.

– Ждем штучный товар из Перми, – сказал Агеев.

Штучным товаром оказались три девушки в вечерних платьях. Я обратил внимание на потрясающее сложение шатенки с крошечным терьером на руках.

Троица эта мне не понравилась: они не выражали никакой готовности отдыхать по нашему сценарию.

Солнце тем временем раскраснелось над горизонтом. Будто кто-то невидимый убавлял свет, как в театре. Волны нашептывали рифмы. Море, как разлитая краска, будто утаивало неизмеримое количество ненаписанных стихов, сюжетов и надежд.

– Мы рассчитывали на ресторан, – капризничали девушки.

– Вот он, – Агеев обвел рукой пляж. – Ресторан «У моря».

Тут же Игорек извлек три бутылки домашнего вина, сыр и дешевые шоколадки. На лицах девушек отразилось недопонимание.

И все же мы умостились на теплой гальке. Выпили и разговорились. Внимание подруг привлек в первую очередь Патрик. Его обаятельная улыбка и исковерканные акцентом русские слова обаяли пермских туристок.

Почему-то речь зашла о марихуане.

– Давно пора легализовать этот продукт деятельности природы, – заявил Агеев. – Никакая конституция не запретит мне картошку, помидоры, вино из винограда и коноплю.

Тут выяснилось, что одна из девушек – следователь.

Потом заговорили о моде.

– Люблю естественную красоту, – говорю я. – Избыток косметики – пошлость. Пластические вмешательства – рыночная форма подачи себя. И нет ничего прекраснее женщины утром в мужской рубашке.

Выясняется, что вторая девушка – администратор салона красоты со встроенными сиськами.