– Пофиг! – выдохнул брат и повернулся лицом к стене.

– Что? – девушке хотелось, чтобы она ослышалась, но…

– Не опоздал, там открыто весь день.

– Звонил Чжао лаоши[4].

– О-о-о… – простонал Тао. – Кто это?

– Твой учитель! – голос Ю стал строже. – Повернись, я с тобой разговариваю.

Брат нехотя повернулся, но веки так и не разомкнул:

– Ну? Не знаю такого.

– Что значит «не знаю такого»? Он куратор класса. Ты не знаешь, кто это? – Ю казалось, что брат издевается. – Ты так шутишь?

Тао огрызнулся:

– А мне надо? Все учителя отзываются на «здравствуйте-извините».

Послышалось «жухжых»: телефон на полу засветился. Брат потянулся за ним, Ю успела увидеть на экране бегущее уведомление «Операция завершена».

Тао разблокировал телефон хитрым зигзагом, начал быстро нажимать кнопки на экранной клавиатуре. «Что за операция? – промелькнуло в голове Ю. – Потом, не до того сейчас».

– Он сказал, ты пропускаешь уроки, тебя могут перевести в районную школу.

– Ну скипнул пару раз, – парень сел на кровати, протирая глаза, – не надо агриться!

– Говори на нормальном языке, пожалуйста, я же тебя просила. Я не злюсь. Я переживаю за тебя…

– Не надо за меня переживать, я дописал код.

Тао пытался перевести разговор на другую тему но сестра была неумолима:

– Я не могу не переживать! Тебя взяли в хорошую школу а сейчас ты можешь вылететь.

– Не вылечу. У нас полкласса таких. А если вылечу, то спокойно доучусь в районной. Там, кстати, задают меньше.

Тао натянул шорты, подошёл к столу, сделал несколько пометок в блокноте. Ю даже не пыталась разглядеть. Она бурлила от негодования:

– Тебе нельзя в районную!

Брат вышел в коридор. Ю, как привязанная, поехала за ним.

– Из неё не поступишь в институт!

– Во-первых, поступишь. Во-вторых, может, ты дашь мне сходить в туалет, пописать, умыться, а? – Тао захлопнул дверь в ванную перед носом сестры.

– И что за код ты дописал? – крикнула Ю в закрытый проём.

Под журчание послышался довольный голос:

– Я напи-пи-писал бот для би-и-иржи криптовалю-ю-ют!

– Хоть что-то, – грустно улыбнулась девушка и направила коляску на кухню.

Там возле плиты двигалась сухонькая фигура вьетнамки Нюнг. Соседка помогала им по хозяйству. Колечки зелёного лука, оранжевые кусочки томата, золотистые капли жира, макарошки, как клубки светлых змеек, – она разливала половником горячий суп с лапшой.

– Проснулся голубчик на утренний супчик, – проскрипела старуха. – До первых петухов свет горел, не работается ему днём, всё норовит у ночи время отхватить.

Тётушка Нюнг ставила на стол еду и улыбалась.

Зажёванные бесцветные губы, вздёрнутый нос и отсутствие бровей делали Нюнг похожей на черепаху. Старую, добрую черепаху.

Ю с нежностью наблюдала за тётушкой и думала: «По её морщинам можно прочитать, как по карте, чем живёт Нюнг. Каждая эмоция прокладывает свою тропинку. Из года в год мы закладываем морщинки. Улыбаемся или грустим, а морщинка всё глубже. Вот уже целая борозда. У тётушки все морщинки-бороздки стремятся вверх, как если бы она всю жизнь радовалась. Но разве так бывает?»

Нюнг улыбалась и часто кивала, будто одобряла всё, что происходит.

– Не переживай, дочка. Всё будет хорошо. У парня светлая головушка. Всё будет хорошо.

– Тётушка, – Ю погладила морщинистую руку старухи, – конечно, всё будет хорошо.

– Вот и ладно, завтракайте. Всё свежее, горячее: баоцзы[5], лапша, чай. Жуй давай и не скучай.

– Ты волшебница, тётушка, можно мне чай, а для Тао кофе? Есть хоть немного?

– Много и не было, но немного осталось. Придётся снова прикупить. А это через весь город девчушке Нюнг ехать.

Старуха любила называть себя девчушкой. В душе она именно такой себя и ощущала, лёгкой, как бабочка, только хитиновый покров с годами скукожился и больше не обновлялся.