Знаю-знаю: ты много вкалываешь, нет свободной минутки. Бла-бла-бла… но если сможешь одним глазком, то будешь очаровашечкой. Оставлю ее для тебя в вашей приемной. Успокойся, это не срочно.

Заранее спасибо, моя прекрасная!

Надеюсь, у тебя все хорошо и твой Люк наконец-то заметил и тебя среди ваших шедевров. Один совет: нарядись Джокондой, и тогда – как знать!

До субботы!

Целую.

Мэл.

Заинтригованная, беру пакет, врученный мне, как только я пришла в музей, бегу в свой кабинет и разрываю оберточную бумагу.

Что-то китайское, ну конечно!

Формат обычный: вертикальный прямоугольник. А вот техника – нет. Масляной краской на холсте – это манера западная, в Азии предпочтительнее тушь и акварель.

Удивительно.

Композиция типичная: трехплановая. В верхней части различимы три интересных и разных пространства, сразу приковывающих взгляд: первая треть – переулок, за ним идут горы, похожие на сахарные головы, и наконец вдали – округлые вершины. Разделение буквой S материализуется змеящейся рекой.

Наверху в левой части заметен каллиграфический текст. Это меня не удивляет: обычный для китайского искусства прием.

Мэл научила меня тому, что главные сущности, составляющие пейзаж, – это в первую очередь гора (шань) и во вторую – вода (шуй). Шань-шуй – поэтому так и называется этот жанр изобразительного искусства. И еще она уточнила: этот жанр использовали для выражения духовности, и речь тут не столько о реальности, сколько о визуализации и отражении внутреннего состояния. И это объясняет, почему никто не рисует с натуры, а только по памяти, в мастерской.

Воды и округлые вершины гор здесь – тот хребет, на котором держится все остальное. Деревья с обнаженными стволами – сосны – служат для них орнаментом и своими стилизованными силуэтами придают характерные черточки, привлекающие наше внимание. Их вечнозеленая хвоя на приплюснутых ветвях символизирует жизненную силу и долгожительство, поскольку сопротивляется осаждающим ее бурям.

Моя подружка говорит, что там принято почитать и считать удавшимся то, что всегда обладает ци, а можно произносить и чи. Оно рождается из акта изображения и переходит на того, кто восхищается произведением. Речь тут о связанности предметов с помощью дыхания, которое нельзя увидеть, зато можно ощутить. «Ци должно циркулировать повсюду, – подчеркивала Мелисанда. – Тогда и познается гармония, прекрасное равновесие. Это понятие сущностно для азиатских культур. Оно указывает на основной принцип, одушевляющий универсум и бытие. И правда – любой элемент влечет за собою другой и так далее, вплоть до того, что художник и зритель связаны друг с другом в том, что прошло, и в том, что грядет. Там, где вы сейчас, вам не дано встретить ни ваших предков, ни ваших потомков, но при этом вы понимаете, что они существуют».

Вернемся к нашему холсту. Я аккуратно помещаю его на мольберт и выставляю нужное освещение.

Упираясь локтями в перекладину, наклоняюсь вперед, стараясь найти ключ, который позволил бы мне проникнуть в душу полотна. Я люблю именно этот миг, когда меня затягивает внутрь, потом захватывает, и вот я уже теряю контроль – меня влечет по невидимому пути, который мне не принадлежит, ибо его проложил художник.

Первый план немного банален. Китаянка с коротким, но прямым носом и прелестными миндалевидными глазами цвета хаки прикладывает к волосам сережку с черным жемчугом, стоя у прилавка ремесленника.

Она одета в великолепное платье с китайским воротничком, расшитое анисового цвета карпами, которые выделяются, тон за тоном, на фоне шелковистой ткани – их контуры очень ясные на фоне желтых и белых отблесков, – мотив зелени здесь ярче всего. Еще на платье вышиты белые пионы – ультрамариновые прожилки на их лепестках видны то там, то здесь.