Короче говоря, никогда нельзя в точности объяснить, почему так происходит. Это как и в любви. Начинаешь искать причины, тонкости, черты характера, примеры взаимопомощи… А все это, в общем и целом, не более чем подтверждения феномена, выходящего за границы нашего понимания.
Тут дело в сродстве душ. И благодаря необыкновенному совпадению испытываемые склонности души, дружеские или же любовные, в ответе и за то и за другое!
У Заз очень развита художественная восприимчивость. Она работает в музейном хранилище. Выполняет там разные задания в чрезвычайно дружной команде – так она говорит мне. Изумительная у нее профессия. Она вносит свой вклад и в развитие культуры, и в документирование и оценку коллекций.
– Я устраиваю общественные и частные выставки. Ты понимаешь? Это потрясающе! – вопит она, а ее глаза радостно блестят в возбуждении.
И Заз рассказывает мне все в подробностях:
– Это я заведую расположением картин, рисунков и скульптур. Я определяю, в каких тенденциях существуют те или иные произведения, чтобы делать их понятнее. Цель – облегчить доступ публики к различным периодам жизни художника, к историческому контексту, темам, которые он предпочитал… Это очень обогащает.
– Да ведь тебе приходится параллельно проводить кучу исследований, правда? Разом ты учишься множеству всяких приемов и ухищрений!
– Как в сказке! Я пишу тексты, где отмечаю вехи творческого пути, и вместе с группой составляю каталог, в котором есть и эссе искусствоведов-специалистов по тому или иному мастеру, и доскональные разборы произведений. Ну, это скорее для временных выставок.
– Захватывающе! Так ты нашла себя, да?
Она так увлечена, что даже не дает себе труда ответить.
– Я участвую в создании учебных фильмов, которые рассылаются по округе. Чуешь?
– О, Заз, я уже в прострации.
– И еще я занимаюсь выставлением в витрине предметов, принадлежавших когда-то художнику.
Интимная сторона творческого процесса – это меня очень волнует.
– Вот это да! Подержать в руках эскизы, палитру или кисть Курбе – должно быть, чертовски впечатляюще!
– Ты не поверишь – через несколько лет мы собираемся посвятить ему целую выставку.
– Фантастика! Вот уж не будет отбоя от публики!
– О, ты не представляешь, как ошибаешься! Сейчас людей труднее затащить в музеи, чем заполнить кинозалы последним фильмом про Джеймса Бонда. А я этим занимаюсь без оплаты. По вечерам впрягаюсь в макет брошюры: предлагаю заманчивый заголовок, сочиняю вводный текст, выбираю фотографии и добавляю цитату. Потом руководство собирается. Каждый высказывает свои мысли, и принимаем окончательное решение. Ах! Это гениально! Я и не мечтала никогда о такой работе, Мэл! Даже во сне. Как же я довольна!
– А я очень рада за тебя. Заз. Уверена, что ты уже смогла стать необходимой. Скоро они больше не смогут без тебя совсем!
Она поблагодарила меня за комплимент своей лучистой улыбкой.
– Я рабочего времени не считаю. Наслаждаюсь работой. Я уж не говорю о том, какую радость чувствую от того, что в любое время могу пойти и полюбоваться моей прекрасной «Филоменой» Сони Делоне, стоит мне только захотеть. Уж ты-то знаешь, какое значение я придаю цвету. Стоит мне только переступить порог зала, в котором она висит, – и меня буквально уносит в небеса эта киноварь и ее синие и зеленые мазки. То же и насчет «Фернанды Оливье» Кеса ван Донгена. О-ля-ля! Зеленые тени на лицах – все внутри переворачивается.
– Ох, ну уж это слишком, нет… кажется, что она больна и ее сейчас стошнит, эту твою Фернанду. Будь я на твоем месте – так же подолгу стояла бы перед «Падшим ангелом» Кабанеля. Вот у него взор, пронзающий насквозь! А мускулатура! Силы небесные!