– Не сам, значит, – Саня неожиданно улыбнулся, потом скривился, прикрыв глаза. – Выбор он сделал! Подождать не мог! А мне теперь что? Одному? Сам же знаешь… эх, ладно. Иди, раз решил. Я… пока останусь. Мне ещё одно дело решить надо, – и Саня улыбнулся снова, светло, как Жека тогда, перед комой. – Спасибо тебе, Пашка. Все хорошо. Давай, до связи.
Проекция исчезла. Что ж, Сане сейчас надо пробыть одному. Потому что я на сто процентов уверен, что в том самом боксе, по соседству с моим, доктора констатировали смерть. Жека не собирался возвращаться к жизни. Он просто ждал брата.
– Весело у вас, – хмыкнул Серый. – Вы, часом, не из особистов? Не?
– Типун тебе на язык, Серый! – ворчу я. – Какие особисты? У нас никакой мистики! Никогда! И близко не было. И в этот раз тоже не сектанты вовсе были, а обычные моджахеды. И заложников мы освобождали из военного лагеря, а не шарились по катакомбам с печатями… – я ухмыльнулся, любуясь ошарашенным лицом друга. – И ты сейчас тоже ничего не слышал.
– Само собой, – хмыкнул он. – А все-таки… есть, ведь, что-то такое, да?
– Командир у нас непростой, – киваю я. – К нему всякое… прямо само липнет. Да, и Саня с Жекой тоже. Вот, они и не хотят в особый отдел. Так что в отчётах у нас тишина и спокойствие. Пришли, сделали дело и ушли.
В коридоре послышался шум, взволнованный голос медсестры и знакомый до зуда в кулаках ор.
– Подождите! К нему сейчас нельзя! Доктор велел…
– Мне плевать! Это мой сын! И я желаю его видеть! Ты, пигалица, не имеешь права мне запрещать! Прочь с дороги!
Отец! Наверное, он никогда не изменится. Да, и с чего ему меняться? Он счастлив, богат и при власти. Что ему какая-то медсестричка?
– Мне уйти? – тихо спросил Серафим.
– Нет, останься, – попросил я, вцепившись в его руку. – Я один… не справлюсь.
Отец ворвался в палату, словно ураган и остолбенел, увидев возле моей постели Серафима.
– А это ещё кто? Ах, ты с… меня, значит, нельзя, а этому п… можно? – ревёт белугой отец. – Пошёл вон!
– Нет! – собрав остатки сил, рявкнул я. – Товарищ бывший генерал, это мой друг. А тебе здесь делать нечего. Мне покой нужен. Поэтому ты сейчас развернёшься и уйдёшь. Тихо и без скандала.
– Что? – опешил он.
– Что слышал! – тихо, но твёрдо огрызнулся я. – Убирайся! Не хочу тебя ни видеть, ни слышать, ни знать!
– Свинья неблагодарная! – взревел отец. – После всего, что я для тебя сделал…
– Ты? – я хрипло рассмеялся. – Что ты сделал? Любовницу свою подсунул? С ребёнком! А заодно мать до гроба спровадил, чтоб тебе, кобелю, не мешала! Больницу отремонтировал? Так, давно надо было. Она ведомственная. Может, ты крысу посадил, что моджахедам о наших планах стучит? Нет! Тебе репутация дороже! Все, что ты можешь, это орать и трепать нервы!
В палату ворвался врач, за ним медсестра, та самая, что не впускала бывшего генерала. А следом пара дюжих охранников. Увидев незваного посетителя, врач решительно произнёс.
– Извините, господин Игнатьев, но вам придётся покинуть палату. Вашему сыну необходимы покой и тишина. В противном случае не исключён рецидив и повторная кома, из которой мы его уже не вытащим. И если ваша гордость вам дороже сына, то я вынужден буду принять меры.
И он многозначительно мазнул взглядом по охране. Отец хмуро смерил взглядом врача, охранников, медсестричку. Серого вообще мысленно расчленил. А потом молча развернулся и вышел, хлопнув дверью. Вернее, хотел хлопнуть, но амортизаторы не позволили, мягко спружинив, и плавно довели дверь до стены. Врач только головой покачал.
– Значит, так, Серёжа, этого, – он кивнул на дверь. – Этого сюда и близко не пускать! Под любыми предлогами, исключительно вежливо, понял? Максимально вежливо! Но, чтоб духу его в этом корпусе не было! До тех пор, пока я не разрешу свободное посещение. Идите! – охранники дружно кивнули и вышли за дверь. Доктор вздохнул и подошёл ко мне. – Ну, что я говорил? Подобные визиты никогда не влияют на динамику положительно. Давление скачет, пульс зашкаливает. Больной Котов, а ты что тут делаешь?