События пятилетней давности вспышками отражаются от стеклянных бутылок, которые окружают меня.

Всего за месяц на наркотиках Олег превратился в скелет без сил и смысла жизни. После выписки из больницы он больше походил на экспонат в кабинете биологии, чем на красивого и успешного музыканта.

Я упустил лучшего друга.

За вечной занятостью не заметил, как он превращается в ничто. Хорошо, что в критический момент рядом с ним оказалась Аня. Не приди она в тот день вовремя, мир никогда бы не узнал бизнесмена Олега Шершнева.

— Блядь, я откручу твою тупую башку, как только ты выйдешь!

— Ничего не слышу, — отвечаю нараспев и трясу пустеющей на глазах бутылкой над унитазом.

Рука дрожит, когда я хватаюсь за следующую. Возможно, я перебарщиваю. Иногда здоровому мужику нужно немного выпить и расслабиться. А потом превратить прекрасно обставленный дом в развалины за ночь.

— Дебил, что я партнерам подарю? — вздыхает и с шуршанием опускается на пол. — Макраме?

Разбитые зеркала, разгромленные шкафы, разнесенная в щепки мебель и выломанная дверь на лестницу. Кажется, Лена пыталась его запереть. О происхождении красных пятен на полу боюсь надумать лишнего.

Как и о ножке стула, которая торчит из окна на втором этаже. Слишком знакомая картина для «просто нажраться раз в месяц».

— Подари им приличный кофе. У тебя все партнеры Воробьевские, а там сплошной здоровый образ жизни до тошноты моих седин.

Олега срывает. А я не планирую носить передачки в больницу, когда сам из нее только выбрался.

— Шершень?

— М-м?

— Ты ее ударил?

Отставляю в сторону последнюю опустевшую тару и замечаю, как подрагивает рука. Звон стекла заполняет напряженную тишину. Биение сердца кажется слишком громким. Похоже, я задержал дыхание.

Олег — мой лучший друг. Но Лена мне как сестра, которой у меня никогда не было. Мы выросли вместе и прошли через многое.

— Не знаю, — отчаянно стонет, пока я матерюсь сквозь зубы. — Ни хуя не помню. Ни хуя.

— Кретин! Блядь, ты совсем ополоумел?

— Врежь мне, если тебе полегчает.

— Кому здесь врезать, хорек? — высокие ноты знакомого голоса раздаются из коридора, а я растерянно кручу головой. — Сейчас, мигом, кусок дебила! Где у тебя сковородочка потяжелее?

— Воробушек?

Голос друга приобретает жалобный оттенок.

Облегченно вздыхаю. Анины методы очень жестокие, но всегда рабочие. Поэтому я остаюсь в укрытии.

Не хочется попасть под горячую руку всеобъемлющего спасения.

«И кому такое счастье достанется?»

От собственных мыслей становится неуютно. Визуализация потенциального Аниного партнера вызывает ревнивый скрежет под ребрами.

Как представлю, что чьи-то загребущие руки касаются ее совершенного тела — въебать хочется. Хоть кому, чтобы неповадно было. Чисто для профилактики.

Хрен разберешься в этих ваших чувствах.

— Тварь неблагодарная! Воробушек его с того света вытаскивала, ночей не спала! А он, инфузорный дегенерат, решил, что до хуя здоровый…

— Анечка…

— Хуянечка, блядь! Задницу с холодного пола поднял и марш наверх! — возня и шипение сменяются шарканьем ног. — От бедра и без резких движений, тварь! У тебя давление! Идиотина. Ничего-ничего, подожди. Твоей маме позвоню. Тетя Тата покажет неблагодарному сыну, как не уважать ее родовые мучения. Зубы не соберешь. Гарантирую.

Дальше ничего не разобрать.

Немного подумав, выбираюсь из укрытия. По-хорошему пора уходить. Позвонить Лене и выведать, что произошло. Но нос улавливает пьянящий аромат вишни. Анин парфюм перекатывается на языке и отравляет разум, заволакивает его сладкой дымкой.

А врач говорил о вероятных проблемах с потенцией.

Хер там плавал!