– Привет, мам!

– Доча… тут такое дело… кое-что произошло… – голос матери звучал странно, совсем на нее непохоже. Будто ей трудно говорить, а вообще-то мать Влады без труда подбирала нужные слова.

Влада испугалась.

– Что?! Мама, что произошло?

– Доченька… мне папа позвонил…

Влада опешила. Дедушка умер три года назад…

– Мама… Мама, у тебя точно все в порядке? Ты же помнишь, мы его похоронили…

В голове появились странные мысли. Нет, нет, конечно, о чем речь, нет никакой путаницы, Влада сама приходила в больницу в последний день, видела дедушку в гробу…

– Доченька… – голос мамы дрогнул, – ты меня не поняла, доченька. Я не про дедушку. Я про твоего папу. Про Лешу.

В первое мгновение слова «папа» и «Леша» не складывались у Влады в голове. Но она мысленно покрутила их, как крутят кусочки головоломки или пазла, и… бац. Совпало.

Влада поняла.

– У меня, мама, папы нету.

– Владочка, я понимаю! – дрожь в материнском голосе усилилась. – Но он звонил и сказал, что болеет сильно, хотел бы увидеться с дочерью…

– Аааа, – Влада ощутила, как внутри поднимает голову ярость, притупленная за годы, но зародившаяся давно, около двадцати лет назад, когда маленькая девочка поняла: папа больше не придет. – Дочерью? И что ж ты не сказала, что у него нет дочери? Что дочери бывают у тех, кто их растит, кто их любит и воспитывает, а не у тех, кто свалил и десятилетиями не появлялся?

– Влада, – голос мамы стал тверже, – я все понимаю, но это твой отец. Не было бы его – не было бы тебя.

– Не было бы его, был бы другой мужчина. Я была бы другой. Как бы то ни было, я не считаю, что должна видеться и строить отношения с бросившим меня человеком.

– Я просто подумала, вдруг ты захочешь…

– С чего бы? – Владу трясло. – Он не появлялся двадцать лет! Двадцать лет, мама! А теперь он заболел, говоришь? И что? Может быть, ему денег надо, уход? И он решил: «О, у меня ж там еще дочка завалялась, пусть выполняет свой дочерний долг!» Да пошел к черту!!! Не смей мне больше про него говорить, не смей предлагать встречаться с ним! И уж тем более не вздумай давать ему мой номер телефона! Его для меня нет! Нету, понимаешь?!

– Понимаю, – тихо ответила Елизавета Павловна.

– Ну и славно, – хрипло проговорила Влада. – Разговор окончен. Ты извини, если тебе больше нечего сказать, то у меня много дел.

– Хорошо, по…

      Влада не дослушала.

Ее колотило, руки тряслись, начало ломить в висках.

– Ты кричишь на ведь коридор.

Спокойный голос. Знакомый. Влада обернулась и встретилась взглядом со Стасом.

– У тебя слезы в глазах стоят.

– Да, я чувствую, – Влада сморгнула, тяжелая капля упала на свитер, повисла на нем одиноким стразом.

Стас порылся в кейсе, достал упаковку бумажных платков, протянул Владе.

– Пойдем-ка, дорогая моя, посидим где-нибудь на скамеечке. Опоздаем минут на пятнадцать, но в таком виде все равно на пару идти нельзя. Да и началась она уже, так что все равно мы опоздали.

Они дошли до закутка в конце коридора, где Влада села на скамейку, прижала бумажный платок к глазам, стирая косметику вместе со слезами.

– Стас, ты иди на занятия, я подойду.

– Не, – однокурсник сел рядом, очень близко, положил Владе ладонь на плечо, – тебя одну оставлять как минимум негуманно. Что произошло?

Влада вздохнула.

«Рассказать? А почему бы и нет? Стыдно… стыдно признать, что была брошена собственным отцом».

– Влада! Колись!

Влада взглянула Стасу в глаза. Почувствовала, как его рука соскользнула с ее плеча, обняла за талию и притянула ближе к Стасу.

«А ведь ему не все равно, – внезапно поняла Влада. – Он ведь мог пойти прямо в аудиторию, но услышал меня и пришел сюда».