Рене не чинясь прошел к столу и пододвинул тарелку с гуляшем.

– Вы ужинали, магистр?

– Ужинал. Тебя пока дождешься, все остынет.

Рене положил в рот первую ложку, спросил, жуя:

– К чему было кричать на весь замок?

Абеляр сверкнул глазами из-под нависших бровей:

–Потому что по-иному тебя не выцепить было! Ты целыми днями где угодно, только не в академии! Я только сегодня посылал за тобой два раза. Эмиль один сидит в комнате и отвечает, что тебя нет.

– Я был у себя днем.

– А толку, что ты был? Где тебя носит, Рене?

Рене развел руками и сунул в рот еще одну ложку гуляша. Абеляр сердился, значит, мог выгнать в любой момент, а жрать хотелось очень сильно.

– Рене, – голос магистра стал строже, – на тебя жалуются. Ты пропускаешь лекции, не выполняешь задания, твои заклинания слабы. Ты явно тратишь силы и время не там, где положено. У тебя какая-то работа в городе?

Можно было бы соврать, но Рене никогда не врал Абеляру.

– Нет. Работы нет.

– Что тогда? Ты встрял в переделку?

Рене прикинул, можно ли считать Амайю переделкой, и ответил:

– Тоже нет.

– Тогда что с тобой? Ты никогда не был столь плох! Сколько тебя помню, ты был усердным учеником, умным и трудолюбивым. Куда все пропало?

Рене задумался. Поразмыслив, решил сказать магистру часть правды.

– Магистр, у меня были дела в городе. Я использовал вестника, это отняло кучу сил. Честное слово, после вашего гуляша я воспрял!

– Ну смотри, – Абеляр притопнул ногой. – Чем бы ты там не занимался – прекращай. Эльбор грозится оставить тебя на второй год! Твои городские дела сильно тебе вредят, Рене. Заканчивай с ними и берись за учебу. Ты доел?

– Да.

– Тогда иди. И не заставляй меня больше искать тебя по всей академии.

Выйдя от Абеляра, Рене не пошел к себе. Удивительно, но, несмотря на выволочку от магистра, настроение оставалось хорошим. Рене вспоминал, какой сегодня видел Амайю, представлял, как будет замечательно, когда они снова встретятся вживую… В голове уже возник план, как можно это сделать…

Магистр прав: хватит тратить силы на вестников. Хватит любоваться издалека. Рене хочется держать Амайю в своих руках, говорить с ней вживую, целовать ее.

Тогда он, наконец, успокоится и возьмется за учебу.

Окрыленный Рене поднял голову к темнеющему небу и тихонько пропел:

– В этом мире жестоком, где нежность как слабость,

Где, чтобы выжить, ты вынужден биться,

Я набрался неслыханной наглости!

Я! Позволил! Себе! Влюбиться!1

Влада отодвинула ноутбук и усмехнулась. Нет, современная песня панк-группы, конечно, соответствует настроению, но из романа ее лучше вычеркнуть…

Субботний день оказался ясным и свежим. Влада, замотанная шарфом поверх пальто, вышла из метро и направилась по Среднему проспекту Васильевского острова к Университету. На переходе через Восьмую линию заметила знакомую спину и прибавила шагу.

– Стас!

Он обернулся и широко улыбнулся. Подался навстречу, будто попытался обнять, но на полпути передумал. Влада сделала вид, что ничего не заметила, и они пошли рядом.

– Вчера мне звонит начальник, – Стас говорил медленно, обстоятельно, будто обдумывая и подбирая каждое слово. – Ну, ты знаешь, Руководитель Аппарата. Звонит и говорит, мол, как хочешь, но чтобы завтра пришел на работу.

– А ты?

– А я говорю: «Никак не хочу».

Влада усмехнулась, искоса глядя на собеседника. Какой все же у Стаса красивый профиль! В литературе такие профили называют чистыми. Нос идеально прямой, губы четко очерчены. А ресницы какие длинные…

– Я ему объясняю, что при устройстве на работу четко обозначил свои приоритеты. Мне надо закончить магистратуру. Я и так слишком много времени потратил, пока был в академе – между прочим, во многом из-за работы.