Из дома вдруг вышел старый мужчина с жидкими седыми волосами, но в очень качественном черном костюме на его опухших пальцах красовался старинный перстень.

– Ясно, Чеслав нам больше не о чем с тобой говорить! – хлопнув подъездной дверью, начал спускаться по парадным ступенькам пожилой гражданин.

– И больше не приходите сюда! – яростно кричал из окна первого этажа худой, долговязый мужчина с острыми и тонкими губами и пушистыми волосами, которые уже начинали выпадать кусками.

– Пошли, что встал! – пожилой человек обратился к мужчине, которого увидел Андреевский самым первым.

Мальчик и девочка встали и подбежали к старику обняв его, но тот черство оттолкнул их, произнеся при этом – «Быдло»!

Мальчик упал на копчик, девочка же устояла на ногах. Стоит отметить, что детям на вид не было больше десяти лет.

Андреевский переполненный гневом подбежал к детям и поднял обоих с пола, они плакали, но старый и средних лет мужчины даже не повернулись. Выбежал, как затем оказалось отец детей, обняв детей он прокричал пару фраз на польском уже растворившимся в улице мужчинам.

– Здравствуйте, меня звать Чеслав. Спасибо, что не прошли мимо моих деток.

– Добрый день… – но разговор перебила девушка, которая вышла из квартиры. Она была в дрянном платье синего цвета на плече у нее висело конопляное полотенце, и ее мужская походка выдавала в ней крестьянку, но при этом ее словно внеземная красота, несла ангельский облик детей этой семьи. Она быстро взяла детей за руки и загнала их в квартиру.

Андреевский стоял словно снова попавший в сон.

Мужчина выпучил свои широкие голубые глаза и смотрел на художника.

– Извините, я понимаю, что лезу не в свое дело, но что сейчас произошло? – слегка трясущимся голосом проговорил Андреевский.

– Понимаете, можно сменить систему, правителя или моральные устои мгновенно, но люди будут меняться поколениями после таких реформ! – с пеной у рта жадно прострочил Чеслав.

– Да… Понимаю!

– Не стоит переживать заботы других часто, мой друг, а что касается этого инцидента, то мой отец и брат, – те двое мужчин, – они против моего брака с Полей, так как она крестьянка, а по мне хоть бы она Сатана. Любовь способна сломить все принципы и устои нашей жизни!

– Чеслав, вода кипит! – послышался женский крик из окна!

Пожав руку Андреевскому, Чеслав с улыбкой на лице удалился.

Авраам возвращался на вокзал с тараторившим всю дорогу Кузнецовым, но при этом жадно молчал.

Вечерний белорусский закат вдохновлял Авраама все на большие думы. Художник вспоминал свою жизнь, пил крепкий чай с парой мягких бубликов.

Ночная луна озарила лик Авраама, и он уснул. Стук в дверь разбудил Андреевского. Открыв дверь, в купе вошёл Кузнецов и сел напротив: —«Ну что, голубчик, выходим мы в Варшаве! Меняем поездок.»

Работники музея выпрыгивали и радовались приезду в Польшу. Один лишь Кузнецов сохранял мрачное лицо.

– Так, дорогие товарищи, собрание на вокзале в одиннадцать ноль-ноль по Москве, что означает в девять ноль-ноль по Варшаве! Все ясно?

– Да! – все крикнули хором, лишь Андреевский вялый с пиджаком на плече проплелся мимо.