– В этот раз, я все же обязан добиться своего! – вслух сказал Андреевский.
Двое немецких сопровождающих, Людмила и Петр, оглянулись на него и словно испугались безумного человека.
Подъехав к аэропорту, группа советских людей начала забирать сумки, а Кузнецов, похлопывая по плечам немцев, прощался с ними. Предстоял последний рывок до выставки. Оставалось пересечь границу двух государств.
Самолет оказался довольно обыденным, но легкий привкус дешевого парфюма витал в воздухе салона. Этот запах был первой волной, перед грядущим штормом. В самолете были множественные пассажиры. Авраам запечатлел эпоху в ее зародыше. Такая буйная спешка, нет размеренности плавности, на такой скорости сложно уловить красоту природы, отдельной личности, души. Положив свой чемодан на верхнюю полку, Авраам растянул свой уже грязноватый пиджак, поправил свои угольные кудри с которых посыпались частички пыли и с легкой головной болью плавно бухнулся на сидение серого цвета. Слева от него сел Кузнецов.
– Ну, что, голубчик, ты уже мне, как родной! – с надутым смехом заявил Кузнецов.
– Да, да… – одернулся Авраам.
– А все же ты молодец! Вот такое дело, столько забот, а если еще и убежишь, то я тебя полюблю больше жены, хоть работа начнётся, – смеясь, протарахтел Кузнецов
– Поймай меня, если сможешь! – шепотом, почти про себя, сказал Андреевский.
– Что? – удивленно задавал вопрос Кузнецов.
– Ничего, ничего.
– Хах, ладно, хотя и спать долго – жить с долгом, но я посплю! – с этими словами Кузнецов почти моментально захрапел.
Андреевский все продолжал мечтать и вспоминать.
Глава 3
Грозная, серебряная луна светила над одной из столиц человеческой цивилизации —Парижем. Выходя из самолета, Авраам прочувствовал свежий, прохладный, влажный воздух столицы Франции. Тело шло будто отдельно от нежной души Авраама. Творец плыл и сразу же ему захотелось начать писать.
– Авраам Александрович, ваши картины мы перегрузим на наш автомобиль, – объявил Петр.
– С ними все в порядке? – отойдя от путешественной эйфории, спросил художник.
– Да, не переживайте.
– Отлично, – безразлично ответил Авраам.
Андреевский шел молча вместе с Кузнецовым.
– Наконец-то мы прибыли, товарищ. Но этот капитализм от всех этих лиц мне хочется тошнить! – сказал Кузнецов.
– Тошнить? – удивленно спросил творец.
– Да, тошнить.
– Да, тошнить…
– А что это тебя так волнует, голубчик?
– Забудьте. – Авраам озлобленно ускорил шаг.
– Как скажешь, товарищ! – с ехидной улыбкой ответил сотрудник КГБ.
Два вишневых Forda 1949 года выпуска стояли у въезда в аэропорт. Авраам и Кузнецов сели в машину и двинулись в путь до улицы Rue D’ Assas Парижа, где советский дипломат Виноградов снял дом для проживания земляков, который находился недалеко от Люксембургского сада.
Андреевский видел этот прекрасный, старинный, европейский город застав его в бабье лето, когда погода позволяет в самом огромном достоинстве заметить все величие синтеза архитектуры и природы. Приехав к месту встречи с дипломатом, Андреевский вышел из автомобиля и жадно захотел покурить.
Кузнецов, как будто зная, протянул сигарету.
– Благодарю! – Андреевский сильно был рад одной сигарете.
– Здравствуйте, дорогие, меня зовут Сергей, а вас? – дипломат быстро поприветствовал.
Виноградов нужно отметить был классическим советским дипломат в Европе тех лет. В нем еще не было столь многого от коммунистической партии и в его уже слегка седоватых, но очень крепких волосах виднелись следы царской России и ее нравственных уставов. Сергей был невысокого роста и худощавого, но жилистого телосложения все выдавало в нем русского дипломата в самом стереотипном представлении о них.