чем король, брать из-за пределов каждого из своих доменов должностное лицо, которому под именем судьи он делегировал осуществление своей власти22. Это положение, недостатки которого нельзя игнорировать, поскольку оно имело тенденцию все больше смешивать права собственности и юрисдикции и тем самым прокладывало путь феодализму, тем не менее представляло собой огромный прогресс для начала седьмого века. При предыдущих правлениях кочевые офицеры были бичом провинций, и нам достаточно взглянуть на картину, нарисованную Григорием Турским23 о периодическом управлении графом Леудастом в этом городе, чтобы увидеть, как этим авантюрным тиранам удавалось давить и развращать народ. На самом деле, эдикт 614 года сделал право короля назначать графов более или менее иллюзорным. Оставалось лишь вложить эти функции в естественно назначенных кандидатов, богатство которых и сила их клиентуры обеспечивали им перевес в различных кантонах. Таким образом, связи между центральной властью и местными администрациями были практически ликвидированы, а монархия, создав видимость объединения, утратила то немногое единство, которое сохранялось до этого момента.
История, крайне скудная на биографические сведения о главах семейства Арнульфинг, не указывает, какую роль они играли в решениях Парижского собрания. Но именно они были главными инициаторами создания политической организации, которая там короновалась. Они же несли основную ответственность за ее реализацию, за ее дух и направление. Тем не менее, поначалу они не занимали в государстве официального положения, соответствующего их реальному влиянию. Подчиняясь Клотеру, Варнахер и Раде, действующие мэры дворца, первый в Бургундии, второй в Австрии, гарантировали себе пожизненное обладание своим достоинством. Каждый из них оставался посредником между леудами своего королевства и королем Франкской конфедерации. Поэтому только после смерти Раде мэрия Аустразии перешла к Пипину.
Эта должность, которую должны были проиллюстрировать Арнульфинги, уже более четверти века имела огромное значение в Австрии. Его происхождение было туманным. Титул, которым она обозначалась, – major domus – раньше принадлежал у римлян рабу или вольноотпущеннику, отвечавшему за надзор за другими рабами в богатых домах. Оно означало не что иное, как то, что мы и сегодня понимаем под словом «дворецкий». Таков был и скромный статус человека, который первоначально был наделен им в жилищах франкских королей. Но среди народов германской расы домашнее хозяйство было облагорожено. По мере роста семьи Хлодвига росли и его приближенные, которые работали во дворце, разделяя не только его богатство, но и политическую власть. Первый из этих приближенных, домочадцев, естественно, стал самым важным подданным короля и одновременно его главным министром, поскольку был главным распорядителем его хозяйства. Сначала он был известен под германским именем сенешаля; с торжеством римских нравов на первый план вышло название major domus24.
Смерть Сигеберта I в 575 году и пленение его вдовы, сделавшей мэра Аустразии министром или, скорее, опекуном пятилетнего короля, внезапно изменили характер этого института. Мэр, которому было поручено эффективное руководство правительством, перестал быть человеком короля по отношению к его ледитам и стал приближенным к королевской власти, а с этого момента и соперником ее, выборным представителем аристократической коалиции. События 613 и 614 годов лишь подтвердили это отношение.
Ничего не известно ни об управлении Раде, ни о власти, которую осуществляли рядом с ним Пипин и Арнульф; но все заставляет нас предположить, что Клотарь не нашел в них очень покладистых исполнителей своих государевых приказов. Великие люди Австрии никогда не ценили монархический союз франкских государств ради него самого. Хотя им было выгодно иметь дело только с Клотарем, чтобы разоружить в его лице королевскую власть, которая была слишком захватнической, чтобы им нравиться, они не меньше стремились сохранить свою национальную автономию. Они считали унизительным быть зависимыми от нейстрийского двора. Особенно теперь, когда они закрепили произвол своих князей в своего рода конституции, им было выгодно иметь собственное правительство. Поэтому они воспользовались первой же возможностью вернуться к старому порядку вещей.