– А если король забудет? – поспешила вставить Николь, собирая языком оставшиеся на ладони крошки. – Или передумает нас кормить? Тогда что же, умирать с голоду?

– А иногда, – снова заговорил Симон, – по большей части в праздники, у дворцов и церквей раздают милостыню. Но надо успеть, а то не достанется. Да и ждать, бывает, приходится долго: когда начнут бросать людям монеты, кто ведает? А нищих много, каждый торопится подобрать первым; часто затевают драки, бьются костылями: кому проломят голову, кому выбьют глаз… Мертвых отвозят на кладбище, сваливают в яму, и там они гниют. Никому нет дела. Так заведено давно.

– Таких, как мы, много, – махнула рукой Николь. – Сколько уже убито людей на войне и умерло от болезней… А детям куда? Да вам и самому известно, господин, чего ж рассказывать.

– Да уж известно, – кивнул Тристан. – Болезни, битвы, голод… Как уберечься от этого? И никому не дано знать своего смертного часа, как и дня грядущего, лишь Богу то ведомо. Однако, как бы там ни было, друзья мои, вы все же направляетесь в Париж. Любопытно узнать, зачем же это?

Дети наперебой стали рассказывать, что в городе живет их тетя с мужем, булочником, мэтром Ришаром, и у них двое сыновей. Однажды повитуха предсказала тете, что следующим ее ребенком снова будет мальчик. В том же уверяла и ворожея, ибо луна, по ее словам, благоприятствует этому, да и звезды тоже не имеют привычки лгать.

– Эти двое, выходит, ваши кузены? – согласно кивнул Тристан. – Должно быть, уже помогают отцу печь булки и лепешки?

– Что вы, сеньор, – легко усмехнулся Симон, – они еще маленькие. Пьеру почти пять лет, а Жаку скоро исполнится год.

– Упитанные, надо думать, малыши у вашей тети, не так ли? Ведь, что ни говори, а семья живет в достатке.

– У тети Ангелики здоровые дети, никогда еще не болели. Один и другой, когда родились, весили чуть ли не по полторы сотни унций каждый.

– Около восьми парижских ливров, – пояснила девочка.

– А сама она очень красивая, – продолжал мальчик, – такая красивая, что дядя Ришар боится, как бы ее не украли. Он сам так говорит. Однажды, когда они с отцом выпили много вина, он сказал, что от такой любовницы, как его супруга, не отказался бы и сам король.

Тристан, услышав это, внезапно задумался. Какая-то мысль, похоже, пришла ему в голову. Дети смотрели на него, не понимая, отчего всадник замолчал и, сузив глаза, с легкой улыбкой стал смотреть вдаль, туда, где через несколько лье должен был показаться Париж. Покивав в ответ на собственные мысли, он снова повернулся к детям и, уже не без живейшего интереса, вновь заговорил:

– Я знаю одну булочницу, она живет на улице Крысоловки. Зовут ее Ангелика…

– Ангелика Лесер? – обрадованно воскликнул мальчик. – Если так, то это она самая, и живут они близ церкви Святого Андре.

– Да, да, у церкви Святого Андре… – рассеянно промолвил всадник, весь во власти каких-то неотвязных дум. Спохватившись, он вновь с любопытством проговорил: – Роста она выше среднего, розовые щеки, приветлива, добра… а на правой щеке у нее, кажется, родимое пятно?

– Именно, сеньор! У нас очень хорошая тетя.

Помолчав, Тристан снова спросил:

– А ее мужа, говорите, зовут мэтр Ришар? Ну да, конечно же! – внезапно прибавил он, хлопнув себя ладонью по ноге. – Теперь я вспомнил. Однажды мы с приятелями заходили в эту лавку. С нами были еще дамы, им захотелось вдруг отведать свежих булочек с маком.

– О, дядюшка Ришар умеет выпекать такие булочки! – весело подтвердила Николь. – Ни один хлебопек города Парижа не может похвастать тем, что у него это получается лучше.

– Верно, тетушка ваша живет в ладу со своим супругом и они любят друг друга?