Жара нарастала с каждой минутой, превращая воздух в дрожащее марево. Песок, еще недавно прохладный и податливый, стал раскаленной сковородой. Зафир тяжело дышал, его лоснящаяся шкура покрылась потом. Карима чувствовала, как ее собственная кожа горит, а горло пересыхает, несмотря на воду из фляги Рашида, которую она пила маленькими, экономными глотками.

Она ориентировалась по солнцу и едва заметным приметам – форме дюн, расположению скальных выходов, направлению ветра – так, как ее учили старые проводники во время редких дозволенных поездок. Но одно дело – следовать за опытным наставником, и совсем другое – прокладывать путь в одиночку, когда от каждого решения зависит твоя жизнь. Дюны постоянно меняли свои очертания под действием ветра, и знакомые ориентиры вдруг исчезали, сменяясь бесконечным однообразием песчаных волн. Несколько раз Кариму охватывала паника: она сбилась с пути? Идет ли она на юг, к Скрытому Ущелью шакари, или блуждает кругами, обреченная погибнуть от жажды под палящим солнцем?

Она заставляла себя успокаиваться, вспоминать уроки, дышать ровно. Вспоминала отца, его усталое лицо, отравленный Источник, бледные лица слуг. Аль-Нур умирал. У нее не было права на слабость.

К полудню жара стала невыносимой. Карима нашла неглубокую впадину у подножия скалы, дававшей скудную тень. Она спешилась, дала Зафиру немного драгоценной воды и сама прислонилась к горячему камню, пытаясь укрыться от безжалостного солнца. Голод давал о себе знать, но съеденная лепешка показалась сухой и безвкусной. Веки слипались от усталости – она не спала всю ночь.

«Что я делаю? – пронеслась в голове предательская мысль. – Я принцесса, не кочевница. Я сбежала, бросила отца, свой народ… ради чего? Ради сказок старой Найлы? Ради силы, которая, возможно, лишь плод моего воображения или, хуже того, проклятие, как говорит Хаким?»

Она сжала в руке гладкий камень цвета заката, который взяла с собой. Он был теплым, почти горячим от солнца, но под пальцами ощущалась знакомая, едва заметная вибрация, словно внутри билось крошечное сердце. Этот камень всегда успокаивал ее, напоминал о той связи с пустыней, которую она чувствовала так остро.

Прикрыв глаза, Карима попыталась сосредоточиться на этом ощущении. Она представила себе ветер, скользящий по дюнам, песок, перетекающий под его дыханием. Она вспомнила шепот у древних руин. И вдруг, сквозь шум крови в ушах и гудение раскаленного воздуха, она снова его услышала. Тихий, едва различимый шелест, не похожий на обычный звук ветра. Он словно указывал направление, манил ее куда-то в сторону от выбранного ею пути.

Карима открыла глаза. Перед ней простиралась все та же бескрайняя пустыня. Ничего не изменилось. Но внутреннее чувство, настойчивое и ясное, говорило ей, что нужно свернуть немного западнее, к гряде темных скал, видневшихся на горизонте. Разум твердил, что это отклонение от маршрута, потеря времени. Но интуиция, тот самый зов, который она пыталась игнорировать всю жизнь, настаивала.

«Пустыня не прощает ошибок, – сказала она себе, вспоминая слова Рашида. – Но, может быть, она и подсказывает путь тем, кто умеет слушать?»

Дождавшись, пока полуденный зной немного спадет, Карима снова вскочила в седло. Она решилась довериться этому внутреннему голосу.

– Пойдем туда, Зафир, – прошептала она, указывая на темнеющие скалы.

Они ехали еще несколько часов. Солнце уже клонилось к западу, окрашивая небо в невероятные оттенки розового, фиолетового и золотого. Карима чувствовала себя измотанной, но странное предчувствие гнало ее вперед.

И она увидела их. У подножия одной из скал, почти невидимые на фоне камней и песка, виднелись следы. Не следы животных. Человеческие следы. И следы нескольких верблюдов. Свежие. Они вели в том же направлении, куда звал ее внутренний голос.