– Ведь нельзя убивать, как же закон жизни? – Недоверчиво нахмурился я и покосился на Бруно.

– Никто и не убивает, большинство промахивается. – Уверенно ответил он и поманил меня рукой.

Воодушевленный ответом и предстоящим зрелищем, я пообещал, что обязательно приду, и стремительно побежал к маме, чтобы отпроситься.

– Мам, можно посмотреть, как наказывают преступников? – Я примчался к столу, возле которого стояли мои родители и их друзья. Быстро обнял маму и побежал было обратно, уверенный в положительном ответе.

– Стой, Элан! – Встревоженным голосом окрикнула она. – Не на что там смотреть, ты еще маленький.

Совершенно расстроенный, я остановился и нехотя поплелся обратно.

– Ну, маа-ам, я пообещал Бруно, что приду. Если я не появлюсь, он перестанет со мной играть.

– Роми, скажи ему. – Вздохнула мама, обращаясь к отцу.

Папа отвлекся от разговора с мужчиной, которого я ни разу не видел, и присел на корточки.

– Элан, в этом нет ничего приятного. Когда подрастешь, сам будешь сбегать с таких мероприятий, а пока придется нам поверить. – Он положил мне руку на плечо, слегка его сжав и убедившись, что я не спорю, вернулся к разговору с незнакомым мне мужчиной.

Я состроил капризное лицо, надеясь убедить маму. Ее строгого взгляда было достаточно, чтобы понять: спор бесполезен. Поэтому я притворился, что смирился с запретом, и принялся ждать подходящего момента, с целью улизнуть. Он настал очень скоро.

К маме подошли подруги, чтобы поздороваться, и, пока она отвлеклась, я прополз под столом и помчался к месту наказания.

Пробежав через всю поляну и миновав «плиты жизни», я спустился к реке, которая огибала поляну, и оказался на открытой площадке, где на естественном возвышении стояло мрачное сооружение. Его деревянные балки выглядели старыми и истерзанными временем. В центре конструкции я заметил помост с несколькими столбами.

– Это эшафот. Здесь все и произойдет, пойдем. – Раздался шепот прям над ухом.

Повернувшись, я увидел Бруно, который тут же нырнул в толпу, пытаясь пробраться поближе.

Суровый, бородатый мужчина подошел к эшафоту и начал произносить торжественную речь. Я мало что слышал, но толпа хлопала и кричала. Под эти крики на помост выводили босых преступников в одинаковых рваных штанах. Их тела блестели от пота, а темные мешки на головах колыхались от любого движения.

Их выстроили в линию и каждому закрепили на груди, с помощью кожаных ремешков, металлическую пластину, блеснувшую на солнце. После недолгих приготовлений одного из преступников привязали к перекладине, приколоченной к столбу на высоте, что ему пришлось вытянуться во весь рост так сильно, что его тощие ребра выгнуло дугой. Таким образом, он не мог не только сбежать, но даже пошевелиться.

Под всеобщее ликование, первый стрелок вышел на исходную позицию напротив столба, метрах в ста от эшафота и натянул тетиву. Стрела просвистела в воздухе и пролетела в метре от цели. Толпа дружно огорчено вздохнула, а стрелок выругался и, плюнув, бросил лук на землю. Его место занял следующий потерпевший. Вжу-ух! Стрела задела штанину преступника, и тот вскрикнул скорее от неожиданности, чем от боли. Но даже такой исход взбодрил публику.

Третий стрелок, выглядящий озлобленным, долго целился, видимо, ему больше других досталось от обидчика. Наконец, он отпустил натянутую тетиву. Все замерли. Всего лишь мгновенье, которое, казалось, растянулось на долгие минуты. Я видел полет этой стрелы, видел, как она колеблется в воздухе, как ветер колышет оперение, видел движение людей в толпе. Их головы плавно поворачивались вслед за стрелой, а потом послышался крик и стоны боли. Преступник пытался скрючиться, выгибаясь и извиваясь всем телом, но его удерживали веревки.