– Карандаш в отличном состоянии, – резюмировал капитан. – Теперь попробуем сотворить что-нибудь существенное.

Сказав это, Гриффель нарисовал в воздухе глобус, кресло и, наконец, концертный рояль. Всё это тут же стало настоящим и с грохотом приземлилось на палубу. Камбала еле успел увернуться от брякнувшего крышкой музыкального инструмента. Капитан внимательно осмотрел глобус, присел в кресло, взял пару аккордов на рояле и остался совершенно доволен.

– Блестяще! – похвалил он сам себя.

Ластик с интересом обнюхал новые предметы, повернул морду к Гриффелю и гавкнул.

– Да, в путешествии нам всё это ни к чему, – сказал капитан и, обращаясь к собаке, добавил: – Можешь съесть.

Услышав команду, пёс откусил ножку от рояля и сгрыз её с такой же лёгкостью, с какой утром уплетал яичную скорлупу. В считаные минуты от инструмента, а также глобуса и кресла не осталось ни следа. Дело в том, что Ластик был не обычной собакой. Он мог есть всё, нарисованное Волшебным Карандашом, что бы это ни было. В противном случае сотворённые предметы исчезали сами собой через некоторое время. Таков был волшебный закон. Главное было о нем не забывать. Один раз Гриффель гулял по улицам Бананао в нарисованных штанах, и они неожиданно улетучились прямо посреди набережной. То-то была потеха.

Закончив с проверкой Карандаша, капитан занял место у штурвала. Камбала поднял якорь, и каравелла направилась к выходу из бухты.

Наполненные ветром паруса бодро несли «Джоконду» намеченным курсом. Ластик свесился с борта и клацал зубами, пытаясь поймать одну из летучих рыб, прыгающих возле каравеллы. Клячка дремала, растянувшись на полу. Её глянцевые молочного цвета бока безмятежно покачивались в такт волнам.

К полудню корабль преодолел большую часть пути до рифа. Когда пришло время подкрепиться, Камбала вынес на верхнюю палубу сэндвичи с тунцом. Гриффель съел один, не отходя от штурвала, дабы не сбавлять темп. После обеда старпом забрался на мачту и устроился в смотровой бочке. Он принялся разглядывать горизонт в подзорную трубу, чтобы вовремя заметить риф. И вот вдалеке показались первые серые островки, едва выглядывающие из воды.

– Прямо по курсу Ужасный риф, – доложил Камбала. – Тучи сгущаются, кажется, будет дождь.

– Прекрасно! – улыбнулся Гриффель. – Тучи и дождь – это просто замечательно. Не хотелось бы портить себе впечатление каким-то недостаточно ужасным рифом, правда, Камбала?

Камбала согласился, но не от чистого сердца: недостаточно-ужасный-риф вполне бы его устроил.

– Возьмём правее, там есть судоходный канал, – сообщил капитан и крутанул штурвал. «Джоконда» качнулась на правый борт.

Камбала спустился с мачты и подошёл к бортику, чтобы получше рассмотреть островки, на вид совершенно скучные и безжизненные.

– Риф как риф, – пожал плечами старпом. – Ничего ужасного. Вроде.

Гриффель же не спешил с оценкой. Капитан принюхался к солёному воздуху.

– Думаю, будет лучше, если ты встанешь за штурвал, – сказал он.

Камбала принял управление кораблём. Гриффель же встал возле бортика и вперил взгляд в шероховатые клочки рифа. «Джоконда» медленно плыла между ними, мягко разрезая свинцовую гладь воды. Все было тихо, но вдруг Ластик оскалил зубы и зарычал.

Тут серые островки начали шевелиться. Ожившие камни гулко хрустели, баламутили морскую гладь и поднимались над водой. Один за другим в воздух вздымались отростки, похожие на паучьи лапы и покрытые наростами клешни.

– Ого! Да это же гигантские рифовые крабы! – воскликнул Гриффель, провожая взглядом вырастающих из воды членистоногих.

В ответ на это Камбала что-то невнятно булькнул.