– Мы… – начал Федя.

– Ты мне еще помычи, Герасим! Потом, все потом, – лицо матери стало почти таким же зловещим, как у отрезанной головы девочки. – Потом поговорим.

Приехала милиция, усталый следователь, представившийся Олегом Александровичем, опрашивал нас за столом под яблоней.

– Ну что там, Сергей Викторович? – поднял взгляд на подошедшего майора.

– Нашлась Марусина голова, где не ждали, – майор снял фуражку и вытер вспотевший лоб большим носовым платком. – Кто бы мог подумать?

– Дела… – следователь достал из кармана помятого пиджака помятую пачку «Стюардессы», закурил, глядя в сад. – Опять дело открывать придется?

– А зачем? – майор вздохнул. – Там и так все ясно.

– В связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Нет?

– Смысла нет. Подзахоронить голову к телу и все дела. Марусю все равно не вернешь, а ковыряться в закрытом деле людей нет.

– Хорошо, – следователь затушил сигарету, аккуратно положил окурок в пачку. – Согласен. Вы, ребятки, сами погуляйте пока, а родителей сюда позовите.

Милиционеры забрали голову, бочонок и следователя и уехали.

– Не страшно одним дома оставаться? – спросил отец.

– Нет, – я покачал головой, а Федя молча кивнул.

– Тогда мы с мамкой на работу, а вы за старших.

– А вечером поговорим, – напомнила мать.

– Вот видишь, – Федя крутился по прихожей, – ничего особо нам не попало. Даже жалко, что я сала не отрезал. Сейчас бы перекусили.

– Ты того? – я покрутил пальцем у виска. – Там же голова рядом с салом лежала.

– И что? Соль убивает всякую заразу.

– Ты помешался уже на еде.

– Да ну тебя, – обиделся брат. – Я вот хотел тебе сказать, но теперь не буду…

– Что хотел сказать?

– Не буду.

– Ну и черт с тобой.

– Не ругайся, а то язык отсохнет. И вообще, ты должен быть примером, а ты?

– Отвали!

– Ладно, так уж и быть, – Федя нырнул на кухню. Вышел, что-то пряча за спиной. – Угадай, что тут?

– Не знаю.

– Угадай.

– Сало?

– Нет, не сало. У тебя еще две попытки.

– Хватит уже.

– Ладно, – брат показал начатую пачку какао.

– Где ты его взял?

– Нашел.

– И зачем оно тебе?

– Заварим, пока никого нет.

– Если мать узнает…

– Это если узнает. А откуда она узнает? Мы кружки помоем и она не догадается.

– Тут головы мертвые, – вздохнул я, – а тебе лишь бы поесть.

– Война войной, а обед по расписанию, – повторил отцовскую мудрость Федя. – Не нуди, давай лучше какао попьем.

– Его же варить надо.

– Зачем? Кипятком зальем и все дела. Кисель же так делали.

Кисель Федька спер в столовой и мы его три раза пили, пока мать не нашла во время обыска. Кисель отняла (отец его выпил потом), а нас долго секла шнуром кипятильника, за то, что не поделились добычей с родителями.

– Сам погибай, – приговаривал держащий нас отец, – а родителей выручай. Запоминайте, дети мультфильмов. Так их, так, Галя, шибче, шибче, поддай газку.

И голосом Матроскина говорил нам:

– Неправильно ты, Дядя Федор, бутерброд ешь. Надо колбасой на язык класть, так вкуснее. Лупи, Галина, пусть знают вкус павидла.

Только начавшиеся по телевизору «Спокойной ночи малыши» прекратили избиение. Отец старался никогда не пропускать Филю со Степашкой и Каркушей.

– Еще раз повторится такое, – сворачивая кипятильник, тяжело дышала мать, – и задушу этим проводом, как шелудивых котят.

– Котят топят, – со знанием дела сказал от телевизора отец.

– Сначала придушу, а потом утоплю, – кивнула мать.

Вообще, от Романиных осталось довольно много еды: подпол на веранде и подвал в саду были забиты картошкой и банками с огурцами, помидорами и грибами.

– Харчами мы на первое время обеспечены, – сказал в первый день переезда отец, довольно потирая руки, – до зимы продержимся, а там видно будет. Еще и огород посажен, с зеленью да картошкой будем.