Дева в ярком розовом пеплосе кричит в спину уходящей хозяйке вечера:

– Признайся, ты мне завидуешь, возлюбленная подруга!

Лаодика застывает на месте, не оборачиваясь, отвечает:

– Ах, вовсе нет, Аттида! Чему завидовать? Мне жаль тебя. Сразу после сватовства твой жених, едва его отец покинул дом ваш с брачным уговором, заигрывал со мной. Сегодня рано утром. Ты бы слышала его пожелания. Он так распинался предо мной и мамой. Даже шляпой помахал.

– Ты лжёшь, Лаодика! – Аттида задета не на шутку.

– Могу и маму привести. Она свидетель той странной сцены неуклюжего знакомства на главной улице Бактр. Ну а потом… – Лаодика ласковым голосом беседует с дверью комнаты.

– Что потом? – тревожно вопрошает Аттида.

Лаодика поворачивается к Аттиде лицом. Хозяйка спокойна. Негромко, холодно, бесстрастно проговаривает:

– Мы с мамой встретили двух гетер-провинциалок. Они спешили по направлению… ну, прямо к твоему жениху и его друзьям. Возможно, Кекроп, сын Эрехтея, того блистательного Эрехтея, чья колесница победила на празднествах Аполлона, сейчас, вот прямо в этот самый миг в объятиях…

– Довольно, Лаодика! – кричит Аттида. – Прекрати немедля…

– А то что мне будет? – Лаодика торжествует.

Подруги закрывают лица руками, все, кроме девы в тёмно-синем пеплосе.

– Я на тебя серьёзно обижусь, – сникает покрасневшая Аттида, отдаёт мастос Аристе и твёрдо добавляет: – Дружбе нашей славной придёт конец.

– Скоро вернусь с монетами. – Лаодика широко открывает дверь.

– Постой! Меня с собой возьми. – Дева в тёмно-синем пеплосе нагоняет хозяйку, и они вместе покидают комнату.

– Ну почему она со мной вот так всегда? – жалуется Лаодика Филилле.

Филилла ласково обнимает подругу.

– Не обижайся на Аттиду. Она часто бывает невозможно грубой.

– Грубая? Она постоянно наступает мне на пятки и дышит мне в затылок. Что ни сделаю, так то Аттида тут же неуклюже повторит. Розовый пеплос на ней сегодня фасоном-кроем точь-в-точь как мой прошлогодний розовый. Всё время, что я её знаю, Аттида соревнуется со мной. Зачем, скажи? – Лаодика тяжело вздыхает и утирает слезу.

– Не плачь, прошу. Не стоит пустая свара твоих слёз. – Филилла сильнее прижимается к подруге. – Ты же выигрывала у неё все соревнования, за исключением этого пари.

– Выиграю у неё и это пари, – шепчет зло Лаодика.

– Как? – удивляется Филилла.

– Ещё не знаю. Глупая! Она и вправду мне не подруга. Только что сама, ты слышала её слова, предложила мне дружбу завершить.

– Пустое то, сказано тебе по обиде. Шантаж всего лишь.

– Нет, вовсе не пустое! Расстаться? Что в слове этом пусто? Я вижу в этом слове боль. Разрыв Аттида допускает? Играет жестокими словами. Шантажирует близкую подругу? А разве допустимо угрожать тому, кого ты любишь? Пришла в гости, улыбалась, пела, поела пирогов моих и ссору устроила в моём же доме. Намерения дурные живут в её голове. Аттида – извечный мой оппонент. Зла тайно мне желает. Как раньше я этого не понимала! – Лаодика останавливается у лестницы. – Как досаждает мне Аттида извечным соперничеством!

Девы спускаются по лестнице.

– Ты превосходишь Аттиду в красоте и дарованиях. Сочти её подражание тебе за комплимент. Прошу, Лаодика, не злись, а помирись с подругой. Ну, отложи хотя бы до завтра разрыв. Обожает она тебя втайне. За обожание не казнят. – Филилла напрасно пытается утихомирить гнев хозяйки. Хозяйка её не слышит.

Вновь Лаодика жалуется подруге:

– Скажи мне, дорогая Филилла, ну почему нельзя было просто насладиться вкусными пирогами и лёгким, весёлым общением? Ведь милая чепуха – такое приятное времяпровождение! Взяла и испортила настроение. А я так старалась весь долгий вечер! Зачем мне её жених? Несказанно богат, колесница, Аполлон! Сколько ненужных восхвалений прозвучало. Преподнеси Аттида мне новость по-другому, и я была бы рада за неё.