Рассвет не новость для столицы. Великолепные Бактры давно уже не спят. На главной улице гам и столпотворение. Несколько гружёных повозок сцепились колёсами друг с другом, образовался затор. Возничие и торговцы, вместо того чтобы разъехаться, ищут виноватого, ругаются, грозятся, корчат злые рожи, готовятся сойтись в кулачный бой. Вокруг затора собираются зеваки, свора им приятна, и перебранка многословная их веселит. Возбуждённые зеваки подстрекают к драке. До драки, однако, не доходит, появляются жезлоносцы. Слышатся слова «закон, булле, суд, штрафы». Возничие наконец-то вспоминают про поводья и лошадей.

Дамы обходят толпу разочарованных зевак и, не желая того, встречаются с молодыми повесами из богатого сословья. При виде хорошо одетых женщин шутки про «болванов на телегах» затихают. Богачи охотно уступают дорогу дамам, но вот зазевавшемуся рабу кто-то из них незаметно подставляет ногу. Раб запинается и падает навзничь, в лужу лицом, растеряв в падении пустые корзины. Раздаётся шлепок, за ним громкое жалостливое «ой!», а далее следует громкоголосый хохот трёх дюжих глоток.

Дамы оборачиваются, шали покидают головы, смех повес осекается. Надменно-гордый вид двух красивых македонянок вызывает уважение. Белые наряды поправляются, юноши приобретают благопристойный вид. Один из них, высокий, кареглазый, широкоплечий брюнет с квадратным подбородком, вежливо представляется первым:

– Кекроп, сын Эрехтея. Того блистательного Эрехтея, чья колесница победила на празднествах Аполлона. Со мной мои друзья Нис…

Юноша пониже на голову, слегка полноватый, с округлым брюшком, наклоняет голову.

– …и Пандион! – подхватывает и завершает знакомство юноша роста среднего, сложения щуплого, с горбинкой на носу, самоуверенного вида.

– Зачем вы уронили нашего Ксуфа? – Лаодика вступает в беседу с повесами.

Раб встаёт, потирает ушибленные колени, отряхивает неподшитый экзомис, с причитаниями собирает разбежавшиеся корзины. Ему никто не помогает. Вид у Ксуфа обиженный и злой.

– Он наступил мне на ногу. – Нис поднимает полы одежд и выставляет далеко вперёд левую ногу. На щегольском ботинке из чёрной кожи едва заметная полоска грязи. – Но я не в обиде на вашего неуклюжего раба. Дам ему затрещину, с вашего разрешения? Дабы впредь под ноги смотрел…

– Нет! – чуть не кричит Лаодика. – Я не позволю вам бить нашего Ксуфа!

– У-у-у, разиня, тебе повезло! – шипит на раба Нис.

Ксуф выдыхает с облегчением.

– Меня он и вовсе толкнул локтем при падении. – Пандеон указывает себе на правый бок. – Острый локоть у старика. Больно мне. Большое прегрешение вашей собственности предо мной. Готов ту боль простить, но только потому, что я в хорошем настроении.

Ксуф что-то невнятно бормочет себе под нос, поднимая очередную корзину. Повозки разъезжаются, затора больше нет. Толпа расходится. Кекроп желает дамам «благоволения богов в делах».

Мать накидывает на голову шаль, поворачивается спиной к повесам, шепчет дочери:

– Пойдём. Нам надо на агору. Придём первыми, так выберем лучшее.

– Что нужно было им от нас? – отойдя на десяток шагов, вопрошает Лаодика.

– Гнусных развлечений. Искали занятную беседу с нами. Забудь о них. Итак, что будем покупать? – Дама обнимает дочь, целует в щёку. – Ну же, Лаодика, припоминай, что нужно для хорошего девичьего вечера?

– Мне пригласить подруг? Ты разрешаешь? – Дева радостно хлопает в ладоши.

– Сначала сделаем необходимые приготовления.

Лаодика оглядывается назад, Кекроп машет на прощание роскошной белой широкополой шляпой.

– Он помахал мне.

– Так что с того? – усмехается иронично дама.