Тьма окончательно накрыла Уч-море. Напарник еще немного помолчал, затем извлек из воды весло и, не оборачивая головы к собеседнику, негромко произнес:
– Не думай об этом. Твоей вины в этом нет.
Глава 2
Ворота на водоразделе
Апбб-жжж-ззз…
Тихо накатывает со всех сторон то плотной стеной, то трепещет, как бархат.
Ззз-лллл-лы-оо-oooзз-апп…
Поцелуй… один… мы не дотанцевали…
Аппзззы…
«Ева, на тебе платье Незнакомки… и там, в звоннице…»
Ззз-аппббблл…
Шшрркгарх… зз…
«Все теперь связано».
Мерцающая дорога, видел…
Только это было давно.
«Только это было давно», – подумал Федор и тут же понял, что не может точно сказать, насколько далеко отстоит это «давно», как много прошло времени: сутки, трое, может быть, неделя или несколько часов.
«Вспоминай, ты должен… А главное, что ты видел?»
Сонливость покрывалом озноба опять ложилась на плечи. Не спать! Оса затаилась – желтое тельце, прорезанное черными прожилками, ползет – и стала вдруг огромной, с человеческую ладонь, еще больше… Нет, он убил последнюю осу, он убил их всех и выбросил трупики за борт лодки. Некоторое время назад. Когда? Как было бы хорошо отдаться этому ознобу и уйти в уют сна. Но тогда – конец, яд уже вовсю растекается по телу и…
– Ты просто не проснешься, – прошептал Федор, с трудом шевеля тяжелыми обезвоженными губами.
(Вспоминай!)
Как нелепо, какие-то осы. Целое гнездо ос.
– Ева. – Слабая болезненная улыбка на распухших губах.
Нельзя спать. Этот сладкий сон может стать билетиком в один конец. Просто терпеть, держаться, и организм справится. Наверное, справится. Или…
Аппбзллы…
Эти звуки в мареве сна, в который, сам не замечая, он все чаще проваливается… Никаких «или»! Хоть спички в глаза вставляй, но не смей спать. Да только предательски или потому, что на самом деле это было единственным спасением, взгляд снова притянула к себе зеленоватая бутыль. Был выход: вода из-под Зубного моста. Радикальный выход, потому что если осы оказались мутантами, то, прими он лекарство, озноб и лихорадка покажутся лишь детскими шалостями. Кожаный мешочек рядом, туго набит – смесь целебных трав, определенных спор и грибов. Это он вспомнил. Когда-то сам провел классификацию и учил готовить лекарство. Сейчас кто-то – Тихон? – позаботился о нем: целебная вода, лекарственная смесь. Это вспомнил. Но даже если он выдержит и не сойдет с ума, приняв спасительный раствор, то провалится в забытье, которое сменится глубоким сном. В итоге оздоравливающим, конечно; только проспит он много часов кряду. И тогда уж точно некому будет держать под контролем берег – а они там, таятся, ждут и следуют за лодкой, – берег и такие близкие теперь заградительные ворота.
(Вспоминай. Что ты видел?!)
Но, похоже, у него не остается другого выхода. Надо попытаться немного отгрести назад, подальше от берега и от ворот, на середину озера, где фарватер, и бросить плавучий якорь. Яд этих тварей вот-вот доконает его, и он в любом случае уснет. А так у него появится шанс. Горькое лекарство,
(«Оно сделает меня беззащитным».)
заботливо оставленное Тихоном. Настоящее лекарство всегда горькое, уж неизвестно, почему так вышло в этой жизни. Однако у него будет неплохой шанс: Дикие с Пустых земель – или кто там швырнул осиное гнездо?! – остерегаются воды, а на всем фарватере присутствия чужих лодок вроде бы не обнаружилось. Правда, никто не знает, что случится, когда он уснет. Но тут уж ничего не поделаешь, тут, как говорили в родной Дубне, уж не до жиру.
(«В родной Дубне?! Господи, а ну прекрати немедленно, о чем ты думаешь…»)
(«Вспоминай. Ведь ты видел что-то очень необычное».)