Это не было случайностью. Текст оставался связным, но полностью менялся весь смысл.
– Четыре пса, – глухо пробормотал он. – Две смерти и Три вечерние зари…
Дымчатый котенок посмотрел на него с любопытством и снова принялся ловить собственный хвост. Брат Фекл улыбнулся ему.
Не было ошибкой, случайным совпадением одной фразы. Найденный им ключ ложился на всю страницу. Одна ересь тянет за собой другую, именно так открываются ящики Пандоры. Брат Фекл позволил себе применить метод, тайный шифр из чисел, известных в Пироговском речном братстве каждому, на весь Священный текст. И Книга зазвучала совсем по-другому.
Сердце брата Фекла забилось сильнее, но не ровно, в груди защемило.
«Надо найти еще возможные значения слова „громада“», – пометил он на своем отдельном листе бумаги. А потом снова уставился на раскрытую страницу. И тут же, словно сравнивая, перевел взгляд на сделанные пометки. Тряхнул головой, зябко озираясь, и темно усмехнулся. Еще один с детства знакомый канонический стих зазвучал по-другому:
И главное, дальше, на самой последней странице: «…Тогда сей день будет пиром Разделенных».
Этим стихом заканчивалась Книга Пророчеств. За карой Господней уже ничего написано не было, ничего не следовало – чистый лист бумаги. Только сейчас… Сейчас стих зазвучал совсем по-другому, возможно и вызвав спазм в горле:
– Это «но» в начале, – слабо прошептал брат Фекл. – Надо будет посмотреть в другом месте. Возможно, «Деяния Трех Святых».
Спазм в горле повторился. Именно это изменение столь привычного, почитаемого, столь любимого и оберегаемого с особым тщанием текста заставило брата Фекла несколько минут назад произнести самую крайнюю ересь из мыслимых, предположив, что Лабиринт может быть разрушен. И испытал он в тот момент… Да. Благоговейный священный ужас, но и… Где-то глубоко в сердце, чего уж скрывать, испытал еле уловимую тихую и порочную радость.
Девять Озерных Святых, те еще шутники, оставили нам два совершенно разных послания.
Каким-то сквознячком потянуло от входа в келью, пламя свечей опять дрогнуло, но тут же все прошло. Брат Фекл поднялся со скамьи посмотреть, не пришел ли кто навестить его в столь поздний час, но нет – просто ветерок. И это хорошо. Хотя в обители и считалось, что второй главной чертой брата Фекла после усердия является гостеприимство, хорошо, что ему не будут мешать. Работы еще много, можно сказать, невпроворот. Он не может позволить себе вычеркивать слова, отсекать лишнее
(Не богохульствуй! Не в твоем праве полагать лишними слова Священного Писания!)
прямо на страницах манускрипта. Он не станет портить Книгу. Надо переписывать все на отдельные листы, а там уже…
Брат Фекл, склоняя голову, смотрел на раскрытые страницы. Вся Книга зазвучала по-другому.
«Армии Разделенных грянут с севера, из-за Темных шлюзов…»
С детства воображение рисовало бесчисленные полчища этих кошмарных тварей, разрезанных пополам вдоль или поперек; позже он узнал еще более ужасные вещи о том, что они могут быть отделены от своих душ. Хищная агрессивная передвигающаяся материя нагрянет, чтобы уничтожить последние оплоты духа в Озерной обители…
Брат Фекл, странно хмурясь, смотрел на манускрипт.
– Это значит совсем другое, – вдруг низким голосом произнес он, и опять его сердце предательски забилось быстрее, однако сбиваясь с ритма.
Котенок оставил в покое свой хвост и теперь уставился на двуногого с недоумением. Он был гладкошерстный, с умной мордочкой и большими разноцветными глазками. Не дождавшись от брата Фекла продолжения, он вернулся к забавам с хвостом, видимо, сочтя это более интересным.