И правда – началось. Вон как слаженно действуют, в жизни так не бывает.

Гаишники носятся, как муравьи перед дождём, ни одного лишнего движения. Одни перекрывают проезды, ведущие к Лубянке; другие сбрасывают с подъехавшего КАМАЗа чугунные столбы на бетонных стаканах-основаниях; третьи расставляют их по кругу. Прочие навешивают на эти опоры канат с красными треугольными флажками. Остальные тормозят пешеходов, приблизившихся к огороженному участку.

Спецназовцы, оцепившие натянутый канат двойным кольцом, стоят попарно спинами друг к другу, сосредоточенно глядя перед собой – наружу и внутрь охраняемой зоны.

Бойцы выдвигаются на перекрёстки, где в Лубянку вливаются улицы.

Что у меня на циферблате? Двенадцать ноль-ноль – и стрелки замерли. Главное, чтоб не навечно.

Послышался мощный гул – и со стороны Театрального проезда показался огромный тягач. На подобных махинах прежде на парадах возили МБР[4], но этот был ещё крупнее: отъезжающий КАМАЗ на его фоне смотрелся пигмеем.

Монстр пытался въехать на Лубянку, не задевая ограждения; он медленно выворачивал оглобли, но протиснуться не получалось. И гаишники здесь были без пользы: слишком размеристым оказалось стальное чудище.

На тягаче, в центре гигантской, с баскетбольную площадку, платформы воздымался памятник: Железный Феликс. В длинной шинели с кровавым подбоем. А вокруг монумента замерла толпа необычно одетых – одни обмотки чего стоят – людей. И тут же – сверкающий металлом герб: орёл с двумя головами, увенчанными крупными рубиновыми звёздами. В правой лапе хищная птица сжимала молот в человеческий рост, а в левой – столь же устрашающих размеров серп. А ведь где-то встречались мне раньше, эти орудия труда… Но где?

В двух шагах от монумента разместился странный агрегат с гофрированным шлангом, впившимся прямо в грудь Железного Феликса. К затылку же рыцаря революции примыкал щелястый ящик, соединённый кабелем с загадочным устройством. А подле ног Феликса скучились мелкие коричневые бруски. Тротиловые шашки, наверное.

Тягач окутался дымом, сизая пелена стелилась по земле, поднимаясь до окон, нет, уже скрывая нижние этажи ближайших зданий. Но в ограниченный канатом круг дым не проникал.

Выхлопные газы исполинская машина исторгала ритмично, и в этот ритм на удивление точно вписалась невесть откуда – извне или изнутри – взявшаяся мелодия. Григ, «Пер Гюнт», интермеццо «В пещере горного короля». Воплощение силы – абсолютной, бездушной и не по-доброму, издевательски весёлой.

Кажется, я понял! Кондиционер! Ну конечно: одним выстрелом – двух зайцев — горячее сердце и холодную голову. Гениально! А бруски? Вовсе не взрывчатка, а мыло. Чтобы, значит, чистые руки.

Но что за люди разместились на платформе? И сколько их? Ага, двадцать шесть. Похоже, бакинские комиссары. Хм, латышские стрелки оказались бы уместней. «А может, – прозвучал ехидный голос внутри черепной коробки, – тебе подать ещё и Анку-пулемётчицу, до кучи? А пива холодного в постель не хочешь?»

Я увял.

Стальной великан изрыгал дымные клубы всё быстрее, музыка звучала громче и громче. Безжалостное неистовство искало выход. Чадные тучи с хлопьями сажи заползали всё дальше в соседние улицы; резкий запах гари ударил мне в нос.

Чёрная метель крутилась по Лубянке. Мертвенное мерцание высветило платформу и белый круг площади – словно сцену в гигантском театре.

Злорадствующие ритмы плавно перешли в разухабистый финал в исполнении группы «Делириум тременс»:

И – тишина. Резкая, внезапная, как удар, тишина. Всесокрушающая сила так и не вырвалась наружу.