– Не, спасибо, не надо.

Нина весело улыбнулась в ответ, как обычно, и чуть ускорила шаг, чтобы побыстрее пройти мимо стайки цыганских детей, – но гадалка вдруг замерла, а потом решительно взяла ее за руку, и Нина отчего-то не посмела вырваться.

– Ну-ка стой, девочка.

– Денег у меня с собой нет, – отрезала Нина.

– Денег я сама кому хошь могу дать, – беззлобно отозвалась цыганка. – Стой, девочка, дай руку.

Нина с усмешкой протянула ладонь.

– Ну, рассказывайте.

– Думаешь, врать буду? Дурочка. Ты сама с собой для начала разберись… чего ищешь-то? Мужчины липнут, а любишь ты все равно одного, другого, кого сама же и отпустила по дурости, —так? Давно любишь, – гадалка, прищурившись, посмотрела на руку, – треть жизни, да?

– Да, – вдруг серьезно согласилась Нина.

Десять лет из двадцати девяти – это и правда почти треть.

– Что ж вы так, – покачала головой цыганка, – вот же, шли же вместе пути… Ладно, не рассказывай, все бывает, что уж теперь. Пути у вас теперь разные и жизнь – разная. А вот смерть…

– Что? – встрепенулась девушка.

– Смерть у вас… да тут сам черт ногу сломит, – гадалка посмотрела на нее, потом почти приказала, – покажи-ка вторую руку. О как!

– Да что там такое? – не выдержала Нина.

– Смерть кому-то из вас приготовлена внезапная, но быстрая.

– О господи, – выдохнула девушка. – Какая?

– Авиакатастрофа, – спокойно сказала цыганка. – Я могу, конечно, рассказать про нежданный удар судьбы-злодейки, про небо высокое и беду в дальней дороге, но, по большому счету, вариант тут только один, и я его четко вижу.

– Понятно. Кому?

– А вот этого-то, девочка, я и не вижу. И никто не увидит, раз я не вижу. Кому-то из вас двоих. Одному. Так бывает, – ответила она на недоуменный взгляд Нины, – так иногда бывает, судьба путается, да вы же ее сами и спутали – шли ваши дороги вместе, какого черта вам надо было расходиться? А сейчас и не поймешь, чья она из вас, смерть-то.

– И что мне теперь делать? – тихо прошептала Нина. Самой себе, не гадалке, но вслух.

– Что-что, дурочка. На самолетах не летай. Машин, поездов, пароходов можешь не бояться, – цыганка еще раз скользнула взглядом по ее лицу, потом по обеим ладоням. – Я б тебе сказала, вам обоим бы сказала, что не надо никогда спорить с судьбой, но теперь уже поздно. Теперь тебе осталось только от этой судьбы уворачиваться. Авось и увернешься.

– Спасибо.

– Не благодари, дурочка. И в сумку свою не лезь, нет у тебя денег, только на маршрутку до конца месяца, на кошачий корм да на набойки новые.

Нина не нашлась, что ответить.

Она успела поймать кофе в тот самый момент, когда темная пена уже готова была хлынуть из турки на свежевымытую плиту. Она вообще всегда и везде успевала. Сейчас тоже надо успеть – вариантов нет.

Собраться на работу – двадцать минут. Маршрутка еле тащилась по напрочь забитому Ленинградскому шоссе, пассажиры начинали нервничать, Нина не дергалась – она ездила издалека и поэтому всегда выбиралась на работу с хорошим запасом времени. И в пробке можно было просто смотреть в окно и думать.

Одна случайная цыганка у метро ничего не значит. Ничего.

Три разные гадалки в разных концах города – это уже почти наверняка.

Поверишь тут во что угодно, когда три совершенно разных человека разными словами говорят тебе одно и то же.

Она потеряла целых два дня времени. Точнее, она потратила два выходных, чтобы убедиться.

Маршрутка, выбравшись из пробки, протиснулась к Международному шоссе. Нина вынула из кармана мобильный телефон, нашла там полученное несколько лет назад сообщение, которое почему-то хранила до сих пор. Единственное за десять лет, вообще единственное, – после взрыва в московском метро. «Нина, добрый день! Надеюсь, с тобой все в порядке?». Холодные, сдержанные слова. Не заполошное «Нинка, чучело, ты цела?!.», как он мог бы написать, если бы…