Виток любил это время – пока распаковывались вьючные ящики, извлекалась полевая документация, раскладывались по стеллажам образцы и сдавались в спецчасть оружие и топокарты, неделя-другая проходили в вольном живом общении, и никто из администрации не бегал по коридорам, заглядывая в каждую дверь, чтобы взять на карандаш неявившихся к восьми часам.

Теперь всё происходило как-то не так. Больших компаний не было, тусовались по три-четыре человека. Рассказывали о летних приключениях, но скучновато, без азарта. И споры вели, но без обычной увлечённости. Над смешными вроде бы историями мало кто смеялся. А в конце разговора следовала реплика, смысл которой был примерно такой: «Да, старик, такие вот дела…»

Виток напоследок зашёл в кабинет к геофизикам. На полулисте ватмана, прикнопленном к стене, красовался следующий текст:

«Геофизик – это субъект, способный с бодрой силой духа выворачивать бесконечные ряды непостижимых формул, выведенных с микроскопической точностью, исходя из неопределённых предположений, основанных на спорных данных, полученных из неубедительных экспериментов, выполненных с неконтролируемой аппаратурой лицами подозрительной надёжности и сомнительных умственных способностей. И всё это – с открыто признаваемой целью раздражать и путать химерическую группу фанатиков, известных под именем геологов, которые, в свою очередь, являются паразитическим наслоением, угнетающим честно и тяжело работающих буровиков».

Виток добросовестно дочитал до конца и хмыкнул. Женя Ярощук, чертивший какой-то график, поднял голову и спросил:

– Ну, как транспарантик? Доходит?

Виток пожал плечами:

– Смутно, смутно… А вы сами-то помните… какая разница между редукцией Буге и редукцией Фая?

– Помню, да не скажу… Слушай, Виток, а кто тебе участок раскорчевал?

Виток назвал. Ярощук записал на бумажке и откинулся на спинку стула:

– Вечером схожу, поговорю… Ну что, много золота намыли?

– Меньше, чем хотели. Дожди были, чуть полигон не затопило. Пришлось срочно плотину поднимать. Время потеряли.

– И сколько вышло на руки?

– Пока нисколько. Завод ещё деньги не перегнал. Трудак не посчитали.

Из-за стола в углу подал голос Вадим Житов:

– Вот где, по-вашему, справедливость, Пантелеич? Вы за сезон, как в артели, получите, а мы так и останемся на голом окладе. А работаем-то в одной фирме. Назначили вас, избранных, в старатели, а я тоже, может, хочу золото мыть и за трудодни получать.

– Это ты у шефа спрашивай. Может, и вам перепадёт.

– Да мы вроде как и не участвовали. И не можем участвовать, вы же на россыпях без геофизики обходитесь.

– Ну а я здесь при чём?

– Так вот я и говорю: нет справедливости… И квартиру вы у меня оттяпали и тоже как будто ни при чём.

Вадим упорно лез в бутылку, и Виток почувствовал, что сейчас начнёт оправдываться. Но тут же понял, что, как только он начнёт оправдываться, Житов пуще насядет. «Молодой, да ушлый», – удивился Виток.

– Ты своё через лесхоз получишь, – сухо сказал он. – Только не надо ля-ля про кордоны.

Ярощук обернулся к Житову:

– Ты, Вадик, не возникай на старших. Зелёный ешшо. Мы с Виктором Пантелеичем на Ульдурге мошку кормили, когда ты «мама» говорить учился. Квартиру себе он давно заработал. А завидовать вообще вредно для здоровья.

– А что, я неправильно говорю? Вам-то, Евгений Василич, тоже с этого золота ничего не светит, имейте в виду.

– Что имею, то и введу, – повысил голос Ярощук. – Ещё неизвестно, сколько они получат. Не думаю, что намного больше нас. А ты, если денег много захотел, переучивайся на кого-нибудь. В шофера иди, в сварщики… да хоть в ассенизаторы. Или коммерцией займись, только не ной тут.