Камень небес Валерий Дмитриевский

Сколько уж раз я выходил из самолёта на таких вот самодельных аэродромчиках, где привольно пасутся козы да коровы, бегают по своим делам собаки и лысеют под вьюгой от винтов седые одуванчики, и всегда всё было нормально. Едва сойдя на землю, все мужчины (и я в том числе, конечно) доставали свой табачок – кто папироску, кто сигаретку, а кто и заранее набитую трубочку – и закуривали, соскучившись без дымка за час-полтора полёта. А если лёту было около двух часов, как сегодня, то и сам бог велел, как говорится, и не только велел, но и не отказался бы вместе с нами затянуться разок-другой. Многие несправедливо называют это вредной привычкой, однако таким способом снимается накопившийся за время полёта стресс, потому что не каждый признается даже сам себе, что летать боится. И на таких лётных полях (название прямо в точку!) мы никогда не обращали внимания на грозные плакаты, сулившие за курение немыслимые штрафы. Да и на нас, впрочем, тоже никто внимания не обращал. А то, что написано – ну, не всем же надписям нужно верить. Я тоже могу понаписать везде всякого.

Вот и сейчас, впервые прилетев в этот посёлок, я по привычке закурил на ходу, направляясь к небольшому бревенчатому сооружению, которое, судя по редкой паутине антенн и еле трепыхавшейся на слабом ветерке полосатой чёрно-белой «колбасе», было местным аэровокзалом. Недалеко от него прогуливался милицейский сержант, на вид мой ровесник или даже чуть моложе, лет двадцати двух. Занятый своими заботами – встретит ли меня кто-нибудь, а если нет, то как найти в незнакомом посёлке нужный мне адрес, – я и внимания на него не обратил, просто отметил для себя: посёлок-то с претензией, раз милиция на прилёте дежурит. И тут этот сержантик направляется ко мне, козыряет и говорит:

– Так-с, гражданин, не успели прилететь, сразу нарушаете. Платите штраф.

– И что же это я успел нарушить? – интересуюсь. Действительно, что? Минута всего как ступил на землю.

– А курите на аэродроме, – объясняет сержант и показывает на соответствующий текст на заборе.

– Так все же курят, – отбиваюсь я.

– Кроме вас, никто. – И он делает широкий взмах рукой, обводя окрестности. Как Ленин на постаменте.

Я оглядываюсь – народ разбрёлся от самолёта в разные стороны. Все почти местные, к антеннам я да ещё одна дамочка следуем. Каждый знает свою дырку в заборе – там, где этот забор есть. А по большей части граница между посёлком и полем (лётным, разумеется!) довольно условная. Но никто и правда не курит – знают здешние порядки, и ни один гад не предупредил, когда я папироску вытаскивал.

– Я больше не буду, – неуклюже оправдываюсь я, гася окурок о каблук. – Первый раз тут у вас. Теперь буду знать.

Но зря, что ли, сержантик это место себе прикормил. Нет бы преступников ловить, а он, шустряк, пристроился тут стричь купоны.

– Все так говорят, – возражает он, – а потом снова нарушают. Платите пять рублей.

Ничего себе у него такса! Да я долетел сюда за семнадцать. Выходит, одна «беломорина» стоит как полчаса полёта. Но не станешь ведь прейскурант просить. Жалко, но достаю пятёрку.

– Получите. – И он протягивает мне квитанцию.

– У меня бухгалтерия её не примет, – отвечаю я, отчаливая от него, и бросаю квиток на землю.

– Вот и опять нарушаете, – довольным голосом говорит он мне вслед. – Поднимите и бросьте в урну.

– И за это тоже пять рублей? – осведомляюсь я и решаю, что буду требовать: пусть всё-таки покажет, откуда он эти расценки берёт.

– Нет, это нарушение несерьёзное. Достаточно моего замечания. – Сержант так и светится, впечатлившись собственным снисхождением к злостному несоблюдателю правил общественного порядка.

Ну и чёрт с ним! У каждого свои загогулины, к тому же у нас разные весовые категории: он при исполнении, а я кто такой? Было у отца три сына: два умных, а третий – геолог. Я как раз из третьих…

Вслед за мной сержант выходит через калитку на поселковую улицу. За пределами подотчётной территории он становится совершенно другим, просто душа-человек! И, легко перейдя на «ты», спрашивает меня:

– Так ты в первый раз здесь? А к кому прилетел?

Я лишь секунду раздумываю, как ответить. У калитки пусто, никто меня не встречает. Глупо продолжать конфронтацию, ведь адрес всё равно спросить больше не у кого.

– Мне нужна Гоуджекитская партия, – отвечаю.

– Геолог, да? – интересуется сержант и тут же представляется, протягивая руку:

– Олег. Пойдём, покажу. Сейчас у меня обед, я там рядом живу.

– Федя, – называюсь я.

– Зря ты обиделся. – Он мотнул головой. – В прошлом году один сопляк так же вот закурил и сразу выбросил, затошнило его. Загорелась трава сухая, прямо под самолётом. А к нему уже заправщик подъехал. Каплю керосина пролил бы – и всё.

– Да меня и в самом деле Фёдором зовут! А траву косить надо вовремя.

– Надо, – соглашается он. – Теперь вот косят. Но всего не предусмотришь. Так что лучше возле самолёта не курить.

Город, откуда я прилетел, давно завоевала весна, а тут, в посёлке, снег растаял только на открытых пригорках. Было довольно прохладно, на небе косматились мрачные тучи. Север однако. База партии располагалась через две улицы от аэродрома. Собственно, это была наша будущая база, которую ещё надо обустроить. А сейчас здесь, на пустыре, огороженном забором, стоял лишь один домишко. Из трубы курился дымок. Над крышей висела антенна, только поскромнее, чем на аэродроме. Я потянул скрипучую дверь и вошёл.

– А-а, появился. – Из-за стола поднялся Стас, наш радист, парень с причёской под битлов и редкой бородкой, шагнул навстречу, протягивая руку. – Ну, привет! Как долетел?

– Нормально, – отвечаю. Необязательно ему знать, что у меня возникли проблемы с правопорядком.

– Когда будешь залетать – завтра? А то я утром связывался с участком – Андрей сказал, что продуктов надо привезти. Тушёнка кончается, ещё там что-то. Я записал.

– Ну, конечно, завтра, если погода будет. Сколько тут бортов?

– «Восьмёрка» и «двойка». Но оба с утра улетают и мотаются туда-сюда без передыху, видно, заказчики в очередь стоят. Ты сходи сегодня в аэропорт, узнай. Хотя Ми-восемь тебе не подойдёт, ты же один. Вадим Семёнович скажет – слишком дорого.

– А где Матвеич? Я думал, он меня встретит.

– Поехал с плотниками на «трумэне» в Новый Уоян. Есть возможность купить у бамовцев старые щитовые домики. Пока в них перекантуемся, а за лето что-нибудь посерьёзнее построим… Ну что, отметим прилёт на новое место?

– Давай-ка, Стас, без этого. Просто поесть у тебя имеется?

– Да вон каша с утра осталась. Чай горячий на плите. А к вечеру супчик какой-нибудь сварим.

Было видно, что он немного разочарован. Ничего, переживёт. Да и другие тоже. Иван Матвеевич, прораб по строительству, лишь на прошлой неделе устроился к нам и сразу сюда в командировку угодил. Ну и робеет, наверное, в незнакомой обстановке. И, видимо, позволяет им тут… Нет, пусть сразу почувствуют, что прибыл геолог. Инженер-геолог, если точнее. Вот уже третий год. Какое-никакое, а начальство. По крайней мере, для Стаса, потому что водителем и плотниками руководит Матвеич. Конечно, недолго я тут пробуду. Если повезёт, завтра улечу на участок. Но всё равно я должен сразу поставить себя как надо. Никакого панибратства!

Отобедав, я плюхнулся на спальники, расстеленные прямо на полу, и стал обдумывать свои дальнейшие действия. Стас прав: надо бы сегодня же сходить в… аэропорт, узнать обстановку. Не хотелось называть это поле и убогое сооружение рядом с ним громким словом «аэропорт». Скорее это аэропирс какой-нибудь или аэропристань. Но нет таких слов, к сожалению, поэтому ладно – пусть будет аэропорт. Схожу, отдам заявку на полёт, должны же меня на очередь поставить, если, как Стас говорит, там полно заказчиков. Пусть даже не завтра, но через день-другой улечу, наверное. Андрей там уже второй месяц дежурит, пора его сменить.

Андрей – старый мой друг и однокашник, он и позвал меня сюда работать. Нужны, мол, такие молодые и энергичные, как ты да я, будем изучать новый перспективный район. А я только из армии вернулся – рекрутировали на два года после военной кафедры, лейтенантом. Одному из группы мне так повезло, остальные разъехались по местам распределения. И писали потом сочувствующие письма и желали, стервецы, успехов в боевой и политической подготовке… Но дембель неизбежен, как крах капитализма, гласит армейская мудрость. И вот теперь я должен буду вспоминать всё, чему меня учили пять лет в институте и что основательно улетучилось из головы в сур-ровых условиях пограничной службы. Посидел месяца три в городской конторе, почитал материалы по району, начал кое-что к проекту работ писать. Но сейчас предстоит простое дежурство на поисковом участке в горах. Там в прошлом году построили пару домиков и вертолётную площадку. В домиках разное полевое имущество и снаряжение: палатки, печки железные, запчасти к вездеходу, спецодежда, посуда, молотки, топоры и прочее, без чего невозможны нормальные геологические поиски. И чтобы всё осталось в целости, решили этой зимой охранять по очереди. Дабы не сдуреть от одиночества да исключить всякие неприятные ситуации, дежурили вдвоём: кто-то из геологов и радист. Геологи раз в месяц менялись. Правда, те, кто отдежурил, говорили, что никто из чужих не приходил, да и откуда им взяться: туда ходу от ближайшего посёлка несколько часов – высоко в горы и по глубокому снегу. И если кто и позарится на наше имущество, просто не сможет его далеко утащить. Даже охотники там вряд ли появятся. Леса на такой высоте почти нет, соболей не добудешь, а изюбрь и сохатый в двухметровый снег не сунутся. А делать на участке целыми днями нечего. Лежи, читай, слушай радио, печку топи да поесть чего-нибудь готовь. Тоска… Может, и до руководства нашего дошло постепенно, что никто там ничего без нас не тронет за зиму, но ведь почти все начальники исповедуют принцип: не отменяй принятых решений. С целью не уронить своего авторитета в глазах подчинённых. И вот теперь настала моя очередь нести вахту вместе с Альбертом, молодым радистом, которого забросили туда на всю зиму. Парень холостой, в городе ему делать особенно нечего. А так хоть денег заработает, на полевых работах зарплата ощутимо выше.