Виток сел за стол, бросил заявление на карту золотоносности речки Орколикан и пожал плечами.

– Я ничего не понял. Дваждыкентий сказал – я уже не уполномочен. Мишка сказал – я не против, но пусть решает разведком. А его вроде как и нет уже.

– Так ты отдал заявление или нет?

– Кому отдавать-то? Пришёл вот с тобой поговорить.

Пётр оторвался от календаря и присел на край стола.

– Дело же ясное. Мишка демократичностью своей решил помахать перед всеми. Он бы всё равно тебе не отказал. Если уж тебе отказывать, то кому тогда и выделять…

– Он так и сказал: «Демократия у нас или нет?» – вставил Виток.

– Ну вот, я же его насквозь… Ему, видишь, надо продемонстрировать, что прислушался к голосу общественности. Тут ведь кого-то придётся отодвинуть, решение-то было, хоть и предварительное. А он не хочет на себя это брать. Люди надеются, а тут раз – и отлуп. Шишки на Дваждыкентия полетят, а ему уже всё равно будет… Хитро крутанулся наш генерал. Но тебе-то, по-моему, без разницы.

Виток взял карандаш и стал рисовать на заявлении парусный корабль.

– Что сидишь – неси свою цидулю обратно Морозкину, – услышал он голос Петра. – Да ты чего делаешь-то? Испортил документ… Переписывай.

– Да не могу я так, – вяло сказал Виток. – Не надо никого двигать. Ну что я этому отодвинутому скажу? Я здесь ещё долго жить собираюсь.

– Вот снова он за своё! – Пётр замахал руками. – Настучать бы тебе по бестолковке! Ведь договорились же по-хорошему, а ты опять выступаешь?

– Что ты, как мельница, руками-то крутишь… Поставь себя на моё место, тогда и крути.

– А я бы на твоём месте пришёл к Дваждыкентию и сказал: «Дорогой товарищ, сколько я народу вперёд себя пропустил, теперь пропускать не буду, моя очередь». Вот бы что я на твоём месте сотворил.

– Врешь ты всё. Ты бы так же…

– И ничего не так же! – уже в голос закричал Пётр. – Не ломай комедию, б-божий одуванчик!

Дверь приоткрылась, из коридора просунулась чья-то голова. Показав заглянувшему обе ладони, Пётр сел на подоконник.

– Ты бы хоть узнал сначала, кому там эти квартиры раскидали, – сказал он уже спокойно. – Ладно, Чижов, бульдозерист с Октокита, он давно в своей халупе засыпной мается. Или Ярощук Женька, тот, как и ты, по полгода дома не бывает, жена всё время сама что-то там подколачивает, подпиливает, подкрашивает. Дом-то старый… Ну, Сипягину вроде и так положено, раз его сюда притащили. А вот Вадим Житов. Парень местный, у отца дом шикарный, тот один в нём живёт. А жена у Вадима в лесхозе работает и тоже на очереди там стоит… Жил бы с отцом, помогал ему. Или от лесхоза квартиру дожидался. Нет, они, видишь, и туда, и сюда записались. Где быстрее получится. Вот его-то можно и подвинуть, хотя очередь его подошла.

– Ты откуда всё знаешь? – удивился Виток. – Дваждыкентий что – отчитывался перед тобой?

– Так я же интересуюсь! И, как видишь, это иногда пригождается. – Пётр слез с подоконника и подошёл к Витку. – Переписывай заяву свою да иди, куда тебя Мишка послал. В смысле, к Кентичу. Пускай всё будет демократично. И прекрати себя в жертву приносить по любому случаю. Ты бы лучше о Даше подумал с Маришкой, чем о других заботиться.

Пётр сел на край стола, потом вскочил.

– Нет, я, пожалуй, с тобой пойду. А то опять чего-нибудь выкинешь.

Виток достал резинку и стёр паруса.

– Ну если только вместо Житова… Да не ходи ты за мной, сам отнесу.

«Может, и вправду со стороны это на кокетство похоже, – размышлял он, шагая по коридору к лестнице. – Тогда нехорошо. Получается, ломаюсь, как барышня, позволяю себя уговаривать. Ну их к чёрту, все эти антимонии. Проще надо быть».