– Не мог знать и понять этого всего сам Ивнат.

– Он хотел, чтобы и он, и его любила всегда одна девушка. Он хотел и писал ей в своих письмах, что её никому не отдаст и ни с кем, и никогда её не разделит… Может это было от того, что он так рано еще в детстве читал у Толстого в «Ане Карениной» об их настоящей и преданной любви, а может это было от его верной и преданной своему мужу бабушки, которая после того, как её муж утонул в быстрых весенних водах реки Апуки, уже ни с кем так и не сошлась, оставшись на всю жизнь ему и верной, и по-настоящему преданной, только в дни особые посещая ту здешнюю гору шаманку, где прах его соединился где-то на небесах здешних с теми всеми их соплеменниками, когда их божество, когда их божественный черный ворон Кутх кого абсолютно молодым, а кого и немощным стариком забирали на свои безмерные небеса, чтобы оставить только очередную зарубку о них в памяти нашей земной. Так никого в своей долгой жизни больше и не полюбила она. А прожила она по здешним меркам довольно таки не мало – почти восемьдесят два долгих только её года.

И, вот перед его глазами стоял пример верности и преданности его бабушки Ивтагиной Пелагеи Ивнатовны, и он понимал, что не сможет жить, что он не сможет существовать, когда будет знать, что его любимая и его единственная жена, что его так им любимая, ему не верная, что его же она теперь и предала.

И, теперь после смерти, его любимой он ненавидел и этого ачайваямского ловеласа участкового доктора, который при живой-то жене умудрялся в один день спать одновременно с обеими ими. С одной из них утром и дома, а с другой под вечер или даже в обед там на его работе.

А что же наша жизнь?

Сегодня Александру Володину, пересекшему с Петропавловска-Камчатского до Москвы все восемь часовых поясов почему-то не спалось в купе его скорого номер 29 поезда и, казалось ему, что жизнь вокруг него течет как бы отдельно, как и текут отдельно все те далекие отсюда камчатские ручьи и реки. Как бы и на одной Земле он находится, а вот в разных её местах за такой короткий промежуток времени, о котором древний человек и помыслить не мог, чтобы с такой скоростью путешествовать и ему бы перемещаться в Пространстве и в самом земном Времени, и еще всем том космическом Времени, которое позволяет нам и мыслить, и нам же радоваться, и одновременно нам же разочаровываться и даже нам же огорчаться от всего того, что мы узнавали или будем знать даже завтра.

Так вот и он сейчас в этот отпуск перемещается он довольно быстро в земном пространстве, а там за бортом и в Магадане, и в Якутске, и в Норильске, и в Воркуте еще и в Вологде, да и самой в Москве идет земная бурная и насыщенная от него независимая жизнь и вновь абсолютно не зависимо от его здешнего существования и, он, как бы был теперь в двух разных мирах. В одном собственном внутреннем и одновременно в другом внешнем так бы отделенном от него, за которым он мог только что, как бы наблюдать, пользуясь своим зрением, пользуясь своими другими чувствами и, даже глубоко интуитивно понимал да и осознавал он, что там за стеклом его скорого поезда, или за округлым чуть вспотевшим иллюминатором его самолета, которым от как несколько часов назад прилетел с Камчатки идет и кипит истинная земная жизнь, но ни повлиять, ни тем более изменить её течение он никак не властен, как и не властен повлиять он на движение тех миллионов или миллиардов звезд и даже всех тех трех миллиардов таких далеких от него галактик, которые он часто видел на небосклоне, внимательно с помощью телескопа, который не так давно и купил в Москве, всматриваясь в космические необъятные дали и понимая, что сегодня он видит всё то, что может быть было и миллион, и два, а то и миллиард лет назад, как бы назад, он теперь видит саму нашу историю, так как знал, что наша Вселенная как минимум имеет возраст 11 или даже 13, 7 миллиардов лет…. И тот яркий свет, раз сам выйдя со звезды, путешествует по тем Космическим далям, чтобы когда-то отразиться в нашем сознании, зарождая и все наши новые мысли, и рождая наши новые чувства, и важно, и существенно, что тот-то лучик отстоит от нашего сегодня на такое большое Время, на такое большущее расстояние, что понять его теперь или ощутить его, ох как трудно, а многим ведь и это всё ведь недоступно…