Сама. Добровольно. Прямо в клетку зверя пробралась, а он…

Он меня в нее затащил и клетку эту – закрыл.

Последнее, что я почувствовала – это как я проваливаюсь в огромную ванну под натиском его рук.

Я ухожу под воду с криком, который мгновенно заглушает горячая жидкость. Вода затекает в уши, рот, нос, и я захлебываюсь в ней. Но прежде чем я успеваю задохнуться, жесткие пальцы смыкаются на моей шее, рывком вытаскивая меня на поверхность.

Я поднимаю голову, всхлипывая, а руками упираюсь в его голую грудь.

Мама…

Я и не думала, что на его теле столько татуировок.

Хотя последнюю… я слышала, как ему набивали последнюю. Часами набивали. До крови. До боли. Он стонал… нет, он орал на все склады, где нас держали. Позже, когда ему закончили набивать тату, я его хорошо покормила. Тайком, а как же иначе…

Таких татуировок у него было много. Их делали с целью причинить ему боль и еще больше изуродовать его тело, хотя куда было еще больше?..

– Камаль…

Я наталкиваюсь на его тяжелый взгляд и замираю.

Гневный.

Опасный.

В его темных глазах полыхает что-то дикое, и в этом взгляде я тону так же, как секунду назад в воде.

Он близко. Слишком.

Я пытаюсь отпрянуть, но только сильнее вжимаюсь в его тело.

И вдруг замираю.

В животе что-то сжимается от страха, когда я осознаю, что именно прижимается ко мне через мокрую ткань тонкого домашнего платья.

Крупное. Твердое.

Пульсирующее.

Оно прямо между бедер. Скользнуло как по маслу, и на это скольжение Камаль среагировал. Молниеносно. Из его губ что-то вырвалось… хриплое ругательство. А в глазах сам дьявол поселился.

– Пу-пустите… – мой голос тонет в гуле воды.

Нет…

Не отпускает.

Напротив, его горячая ладонь скользит по моей спине и резко вжимает меня в себя. Сердце грохочет в ушах, и я снова дергаюсь, пытаясь выскользнуть из его хватки, но каждое движение делает только хуже. Он сильнее. Я ведь кормила его… хорошо кормила. Он точно сильнее.

Камаль резко хватает меня за бедра, надавливая, требуя подчинения. Я задыхаюсь, кожа пылает.

– Сведи бедра… еще… – его голос становится ниже, властнее, срывается на хрип. – Хочу тебя… Просто сведи…

Нет, нет, нет…

Я не двигаюсь. Противлюсь. Сжимаю челюсти.

И тогда он сам добивается желаемого – сдвигает мои бедра ближе и…

Толкается снова. В узкое пространство между сведенных бедер.

И от этого движения я тихо вскрикиваю, ведь кажется, что следует сделать всего одно неверное движение, и он заберется внутрь. Внутрь меня. Вместе со своей… огромной штуковиной…

И даже моя одежда ему не помешает. Он разорвет ее на раз и два и сделает свое дело…

Он скользит между бедер. Не проникая, нет. Но пугая меня до жути, заставляя реветь от бессилия и какого-то… унижения…

– Нет… – я судорожно хватаю воздух.

– Да, Ева…

Он наслаждается. Моим страхом, моей беспомощностью.

И медленно двигается. Его напряженная плоть скользит по моей мокрой коже, резко, грубо. Я чувствую все – тепло, твердость, движение, жар.

Пытаюсь вывернуться, но он сильнее. Каждый рывок, каждая попытка сбежать лишь делает его движения жестче, увереннее. Камаль сжимает мои бедра, оставляя на них синяки. Воды в ванне становится все меньше – она плещется за борт каждый раз, когда я колочу Камаля по груди.

– Не надо!..

– Не дергайся, – шипит сквозь зубы, перехватывая мои запястья. – Черт… Ева…

Я задыхаюсь. Задыхаюсь в этой чертовой ванне! Лучше бы я не приходила сюда, лучше бы он… он… умер…

Нет, нельзя так говорить, но все же…

Мне больно от унижения, а по щекам текут слезы.

Но на каком-то чертовом подсознании я понимаю, что могло быть хуже. Например, он мог бы просто отыметь меня. Прямо здесь. Снять с меня белье и пробраться внутрь, под кожу, разодрав все в кровь.