Привели меня в купе, посадили на койку снизу, справа и слева сидели воспитатели, напротив тоже, и тут один из них мне вручает бумажку со словами: «Прочти». Я начинаю читать, и написанное там повергло меня в ступор, в глазах потемнело, в ушах зазвенело, я даже не помню в точности, что со мной тогда произошло. Это была телеграмма, ее мои родители отправили еще когда я была в лагере, просто руководящий состав принял решение дать мне ее прочитать по пути домой в поезде, так было правильно…

В телеграмме было написано: «Вася Дорофеев утонул зпт похороны тогда-то (не помню дату) зпт просим сообщить Саше тчк»

Не знаю, как ноги меня повели обратно в свой вагон, я дошла, легла, отвернулась от всех к стенке и проплакала до утра.

Теперь мне все стало ясно. И понятно, почему все в вагоне так жалостно смотрели мне вслед, почему на тихом часе слушали рассказы о том, как я сделаю сюрприз брату. Все уже давно знали, что мой брат умер, но как они смогли хранить эту тайну, мне до сих пор непонятно.

Утром я собралась, поезд подходил к перрону, из окна вагона я уже видела родителей, маму в черном платке, на ней не было лица, и папу. Я вышла, мама меня обняла и начла плакать, я тоже плакала, мы, наверное, ни о чем не говорили или обмолвились парой слов, о том, как доехала, как отдохнула, но это была формальность, никому не нужная и необязательная. Все провожали нас взглядами, мы с мамой, обнявшись, уходили с перрона в неизвестное для меня будущее уже без моего брата. Как я приеду домой, как буду там одна, что вообще происходит, может это сон, боже. Пожалуйста, пусть это будет сон, но нет, это был не сон. Мы приехали в пустую квартиру, там стояла звенящая тишина, даже наши собаки были в трауре, как будто понимали, что произошло, это было очень странно. Сейчас я осознаю это, как будто я вошла не в ту дверь в моей вероятности событий, да, наверное. Когда я нырнула и увидела ту блестящую бутылку шампанского, я не должна была ее поднимать. А что, если бы я ее не достала со дна? Может быть, все пошло бы иначе? Ведь именно в день, когда мой брат утонул, я достала со дна эту бутылку. Для меня до сих пор это загадка. Может быть, я выпустила джинна?

Тогда, после возвращения домой, для меня было все пустым, серым и звенящим, все вокруг напоминало мне о брате. Помню, как достала этих роботов-трансформеров и расплакалась: кому теперь мне их показывать? Как теперь мне жить дальше одной? Почему я так жестоко с ним обращалась, подшучивала над ним, почему издевалась?

Единственное, за что я была благодарна богу в тот момент, – за то, что, когда все это случилось, меня не было в городе. Я не присутствовала на похоронах, я не видела брата и горя моих родных. Я бы не выдержала этого, бог знал это и отправил меня подальше. Я видела лишь черно-белые фотографии с похорон. В моем детстве было принято фотографировать всю церемонию таких событий. В альбоме я видела все от начала и до конца, как маленький гроб с моим братом стоял в комнате у нас дома, как все склонились над ним, как плакали мои родители, бабушки и дедушка. Брат был одет в новую джинсовую курточку, и рядом лежала новая бейсболка, в руках был его любимый зайчик. Родители купили нам одинаковые джинсовые комплекты, мне и ему, когда я была в лагере, а брат был еще жив, – в этом комплекте его и похоронили.

Знаете, сейчас я проработала все это, хотя, когда пишу книгу, задумываюсь над некоторыми вещами и по-новому смотрю на них. Сейчас я могу себе сказать: Саша, значит, так суждено было, твой брат отработал все то, что должен был; или, например, неизвестно, каким бы человеком он вырос, а вдруг нехорошим – и его забрали, потому что так лучше для всех; или он ангел для нашей семьи, и много что еще я могу себе придумать в оправдание, но тогда, будучи двенадцатилетней девочкой, я могла только ненавидеть этот несправедливый мир и думать, почему умер он, а не мой бестолковый отец-пьяница….