Мы гостили у бабушки, она приготовила обед, и мы сели за стол, неожиданно в дверь к бабушке позвонили, она открыла – и на пороге стояли родители, как будто ничего и не было между ними, они вместе, мы снова дружная семья. Выяснилось, что папа перевелся из города Н. служить в город А. и мы с братом больше не вернемся туда. Я даже не попрощалась с друзьями, я очень расстроилась тогда, грустила и плакала не один день, иногда забывала, а потом воспоминания возвращались, и я снова погружалась в них со слезами.

Вспоминая эту историю о нашем переезде, я не задумывалась над тем, что на самом деле наш отец вывез нас из города Н., не советуясь с мамой. Сейчас это можно назвать похищением детей в целях манипуляции, во время тех событий отец спрашивал, с кем мы хотим остаться, если они разведутся, я боялась его и отвечала, что люблю их обоих и не могу выбрать. Только сейчас, анализируя ту ситуацию и подробности, о которых я забыла, осознаю, что это была большая детская травма, которую я предпочла забыть. И понимаю, что моя мама жила сорок лет с абьюзером из-за любви к нам, «из-за детей», как часто говорят. Когда мы выросли, она осмелилась поменять свою жизнь и уйти от отца. Представьте себе только эту цифру, 40 лет жизни в страхе. Но я не считаю его виноватым в этой ситуации, я думаю, что они оба были в роли абьюзера и в роли жертвы, периодически меняясь местами.

Глава 2

Потеря смыслов

Вскоре после того, как мама с папой помирились и переехали жить в город А., а точнее в военный городок, часть, в которой служил отец, выделила им квартиру, родители сделали там ремонт, и мы начали новую жизнь. Я пошла в пятый класс, а брат во второй. Тогда не было четвертого класса, из третьего сразу перескакивали в пятый. Отец часто напивался и приходил за полночь. Мы жили в двухэтажном восьмиквартирном доме, на втором этаже, в квартире номер шесть. Когда он возвращался домой, я всегда просыпалась от стука входной двери в доме на первом этаже. Мы с братом в это время обычно уже спали, всё на той же двухъярусной кровати, я снизу, а брат наверху. От страха у меня всегда начинало быстро стучать сердце, когда я слышала, как внизу хлопает дверь, уже понимала, что идет отец, он пьяный, и сейчас будет скандал с мамой, а потом, возможно, он придет к нам в комнату и начнет будить брата, а я, как обычно, притворюсь, что сплю. Отец часто так делал: пьяный, будил брата и заставлял его отжиматься на кулачках, так было всегда, когда он был нетрезвый, почему он так поступал, я не знаю, до сих пор не могу понять, вроде бы он его сын, его кровь, его ребенок, почему он был так жесток?

На самом деле отец был к нему придирчив, меня он не трогал, а вот брата всегда задевал, и опять повторял эти фразы:

– Хватит смеяться, мне не нравится, как ты смеешься.

Часто заставлял его отжиматься на кулачках, особенно когда был выпивший, а выпивал он часто.

Помню, когда брат возвращался из школы и с порога говорил мне шепотом:

– А папа дома?

Отца дома не было, но я язвительно отвечала:

– Дома, дома.

И смеялась над ним. Мне хотелось посмотреть на его реакцию, как он будет дрожать от страха, что ему сейчас влетит, просто так, без повода, потому что так было всегда, у отца причина найдется.

Я была очень безжалостна к брату. А он был очень добрым. Когда делали сюрприз папам на 23 февраля, брат сделал открытку, принес и вручил ему, я тоже взяла посмотреть, там была аппликация, то ли солдат, то ли милиционер, и надпись: «Любимому папочке на двадцать третье февраля, я хочу быть таким же, как мой папа, смелым, добрым». Когда я прочитала, я подумала: «Почему ты так написал? Ведь он тебя бьет и издевается над тобой». Мне внутри было как-то жалко брата, и я искренне не понимала, откуда столько искренности, доброты и любви.