Свои вёдра и сумки они сгрузили мне: я в туалет идти не пожелала, поэтому стояла посреди холла, обвешанная, как новогодняя ёлка. И два джентльмена облегчить участь мне не пожелали.
– Егорова, так бы и любовался тобой, – Одинцов обнаглел и руки свои ко мне протянул – волосы поправил. – Когда женщина занята, то похожа на шедевр великих мастеров прошлого.
Георг открыто хохотал, но на часы поглядывал. Точно новые. Иначе зачем он так часто делал это? Никогда раньше не замечала за ним подобной дурацкой привычки.
Девочки вернулись посвежевшие и радостные. Видимо, нашли общий язык на почве пудрения носиков или мозгов, освободили меня от вёдер и сумок, и мы двинулись в зал, окультуриваться. Я попыталась улизнуть, но тут меня настигла большая Одинцовская длань. Он схватил меня за руку. И сжал. И я посмотрела на него, ничего не понимая.
Я мечтала оказаться от Одинцова подальше, но он, судя по всему, мечтал о другом – поиздеваться надо мной. Не знаю, как получилось, а только рассадкой наших тел руководил он – великий Биг Босс. И причём у него отлично всё вышло. Первой села Анька, затем Георг, за ним Зефирка, а потом Одинцов с достоинством опустился на мягкое сиденье и усадил меня рядом. Я так и слышала приказ: «Сидеть!», сказанный его баритоно-басом. И я села, как глупая болонка, на попу ровно.
Пока я привыкала к своему новому статусу и приходила в себя от Одинцовской наглости, в зале выключили свет. Внезапно. Я встрепенулась.
Собственно, что так нервничать? Всё хорошо. Общественное место. Ведро попкорна в руках. Сейчас лунатики начнут спасать мир и палить из пушек по инопланетным гадам.
Я даже расслабилась, крышку попкорна ногтём колупнула, рот приоткрыла, собираясь внимать, и тут Одинцовская горячая ладонь снова накрыла мою. Хлоп! Легла весомо и тяжело. Я замерла, как мышь под веником. Попкорнина застряла где-то между нёбом и гортанью. Я её целиком заглотила, как удав, и больше поползновения в ведро делать не захотела. Это так от удушья помереть можно!
Рука Одинцова жгла. Лунатики стреляли из космических пушек. Особенно Енот старался, но я уже ничего не соображала. Что всё это значит?!
Одинцовская рука дрогнула. Большой палец погладил кожу. Нежно, по-хозяйски. Прощай, блокбастер! У меня здесь свой нарисовался. Он пальцем кружит, а у меня и мурашки, и искры из глаз, и концентрические круги засасывают.
Хорошо что я попкорн не жевала – стиснула челюсти, пытаясь не дышать громко. Потому что при таком умосведении нормальные девочки рот открывают и дышат глубоко и страстно, но мне нельзя. Кино, люди, Одинцов, в конце концов! Подумает ещё, что я тут млею, как озабоченная.
А потом мне стало не до того. Мороженое, дамы и господа! Будь оно неладно! Кое-кто правильно сделал, когда перед культурной программой носики пудрить отправился. А кое-кому нужно дать больно, чтобы не выделывалась! Но на тот момент мне не хотелось, а тут – хоть плачь.
Блокбастер в моём исполнении мог закончиться полным крахом. Какое там спасение мира! Тут бы честь свою и репутацию не подмочить!
Одинцов
Правы были те, кто говорил, что руки женщин – очень мощная эрогенная зона. Давно я так не возбуждался только от прикосновения. Никаких обнимашек и поцелуев – лишь её ладонь в моей.
Фильм мне был неинтересен от слова «совсем». Сразу, как только я Ликин «леденец» увидел, культмассовое мероприятие потеряло всякую привлекательность. Какое кино, когда рядом – эротическое шоу для меня одного!
Я выписывал вензеля у неё на коже. Смотрел, как Лика закусывает губу, чтобы задержать дыхание. Я гладил внутреннюю часть её запястья и ликовал, ощущая её напряжение.