Женька подозрительно хрюкает. Это прямо-таки неприличный громкий хрюк.

– И облегчить тебе доступ к красному телу? Не дождёшься! Меня вообще топ-менеджеры не привлекают. Не орёл. А хочется чего-то такого… большого и значимого. Как ты, например.

И тут меня осеняет. Я внимательно смотрю на Женьку с восхищением. Орёл, говоришь? Привлекает, говоришь? Будет тебе орёл в яблоках или под соусом – это уже как у тебя получится.

– Что? – беспокоится сестра. – У меня нос в мороженом? Или третий глаз неожиданно вырос? Что ты на меня так смотришь? Только не говори, что придумал, на кого меня спихнуть! Ничего не выйдет, понял?

Понял я, понял. Дурак бы не понял, а я очень умный. Женя успевает схватить меня за рукав. Очень цепкая – я уже говорил об этом.

– Са-а-аш, – тянет она моё имя, – лучше сразу признайся!

Я смотрю на неё нечитаемым взглядом. Морда кирпичом называется.

– Жень, это из разряда: «сама придумала, сама поверила, сама разозлилась». Мне работать нужно, а я полдня девицами занимаюсь. Нянчусь с вами.

– Ну, да! Этой Красной ты бы сосочку дал!

От её слов – жарко. Вполне возможно, она никакого подтекста не вкладывала, но мой ум реагирует болезненно. Ум. Это теперь так называется…

– Всё, Немолякина, на выход! – выдираю из сестринских цепких лапок свой рукав и широким шагом направляюсь в офис.

Мне бы день продержаться да ночь простоять. Правда, со «стоять» проблем нет. По стойке смирно, как при исполнении гимна.

Весь остаток дня я занимался чёрт знает чем: следил, как устанавливают камеры слежения, в мой кабинет – в том числе, и строил планы мести Егоровой. Она сегодня все рекорды побила по умению выводить из себя начальство – меня то есть.

Я подсчитывал убытки мероприятия под кодовым названием «Спасти Лику Егорову», а они тем временем с Юриком приносили прибыль.

Она всё делала неправильно, часто ошибалась, но милая улыбка делала своё дело: её прощали. Ни одной жалобы за день на их отдел.

У Лики, когда улыбается, на щеках появляются ямочки. На это невозможно не смотреть. Это похоже на любимый эпизод в фильме. Готов просматривать снова и снова, прокручивать любимый кадр. Я и пялился. Это выше всяческих сил. К тому же, когда никто не видит и не поймает с поличным.

Почти не изменилась. Повзрослела, конечно, оформилась. Изгибы и прелести у неё теперь не просто хороши, а почти идеальны, на мой вкус. И чем дольше я на неё смотрел, тем больше умилялся и находил поводы повосхищаться. Организм выдавал жуткий дисбаланс: твёрдость нижней половины тела сигнализировала о мягкости верхней. Разжижение мозгов – вот как это называется.

Я разозлился. Отключил монитор и погрузился в работу. Но выглядело это как в древней бородатой школьной поговорке: смотрю в книгу – вижу фигу. Её я видел, Лику. Ведьму проклятущую. А мне два месяца нужно выдержать. Два месяца! Это уже почти как заклинание.

Близился вечер. В пять я бросил все дела и тупо следил, как движется секундная стрелка. Она отсчитывала время, а я входил в штопор. Я сам себя боялся. И, наверное, лучше позвонить Лике и отменить экзекуцию. А то я за себя не ручаюсь. Но Ликиного телефона у меня не было, звонить этому братцу-кролику Георгу я не хотел.

Кстати, вот подлец высшей марки: бросил меня в омут своей ненаглядной сестрицы и свинтил. Ни разу не поинтересовался, как она, получается ли у неё. И сколько нервных клеток у меня за сегодня сдохло.

Ровно в шесть – стук каблучков по коридору. Как в сердце гвозди – цок-цок, цок-цок. Секретаря я чуть раньше отпустил. Мне сейчас свидетели не нужны. Неизвестно, как мои великие чакры себя поведут.