Лилия всегда чувствовала странную смесь эмоций, когда видела бездомных. Ей было страшно – их грязь, запах, хаотичные движения пугали её, заставляли ускорять шаг. Другая сторона улицы казалась ей выходом. Но одновременно в ней просыпалось что-то похожее на жалость, хотя эта жалость не приносила ни облегчения, ни понимания.
Иногда она думала: “Разве я могу им помочь? Что я могу сделать?”. Эти мысли раздражали её своей бессмысленностью. Давать деньги? А что дальше? Вдруг они всё потратят на дурь? Подходить? Говорить? Кормить?
Что.им.надо?
Страшнее было осознавать, что иногда она проходила мимо и… ничего. Ни жалости, ни страха. Просто ничего. Это равнодушие к «меньшим сих» жгло её сильнее всего.
Но что делать с этим? Казалось, если не видеть, можно убедить себя, что и думать не нужно – не нравится, так и не смотри.
Спустя пару часов Лилия лежала на своей кровати, уставившись в потолок. Сквозь тонкие стены доносился приглушённый смех её соседа и звук женского голоса, полный кокетства. Она сжала зубы, её челюсть и так всегда была напряжена от стресса. Ей не спалось. Не только из-за этих звуков, но и из-за мысли, которая неожиданно пронзила её: а что, если постучать и поскандалить?
Она никогда этого не делала. Даже когда соседи сверху устраивали вечеринки, даже когда кто-то напал на неё и пытался отобрать сумочку… Но в этот раз хотелось. Хотелось не из-за шума, а из-за него. Её сосед, которого она с самого момента заселения видела слишком часто для нынешнего века, всегда производил на неё странное впечатление.
С самого их знакомства – или, если быть честной, с первых взглядов на него – она почувствовала, что перед ней кто-то знакомый. Хотя в нём было что-то… настораживающее. Его движения были слишком уверенными, взгляд слишком проникающим, улыбка слишком остроумной, как будто каждое слово он подбирал для того, чтобы подловить её. Это было не просто неприятно – это было очень интригующе.
“Псих, уверена”, – подумала она тогда, хотя и сама не могла объяснить, почему у неё возникли такие подозрения. Нет-нет, это неэтично – давать людям ярлыки.
Хотя, может, потому, что он всегда казался ей пустым человеком, который играет по своим правилам; правилам, которые она не знала. Он был для неё красным флагом, как сказала бы она своей подруге в шутку. Только почему-то этот “флаг” развевался прямо перед носом. Как красная тряпка перед быком, которому хотелось поднять белый флаг, что так часто делалось в ее стране, вечно влюбленной и вечно мятежной.
Она знала, что никогда не сможет победить в этой игре, если попробует. И всё же ей иногда казалось, что было бы любопытно попытаться. Поиграть, просто чтобы посмотреть, как далеко она может зайти, просто ради писательского опыта.
Да, Лилия зависела от письма.
Она перевернулась на бок, прижав подушку к уху. “Ну конечно, им приспичило прямо поздно ночью в понедельник, – раздражённо подумала она. – Бездельник…” Ей снова захотелось драмы и скандала. “Просто, чтобы сделать это хотя бы раз, – оправдывалась она перед собой. – Да и он этого заслуживает, сто процентов”.
Но она никуда не пошла. На утро её ждал офис, где она работала в PR-отделе, отвечала за коммуникации, строила имиджи и прикрывала ошибки других людей. Это было легко, потому что там всё происходило по понятным правилам. Никто особо не выходил за рамки, а если выходил, то всё было предсказуемо – люди всегда всё забывают, ведь внимание их…. коротко.
А вот в тайне, по вечерам и ночам, она писала рассказы. Короткие, иногда абсурдные, но всегда про одно – про любовь. Она никогда никому не говорила об этом увлечении, потому что ей казалось, что это раскрывает её слишком явно. Она не хотела, чтобы люди знали, что она думает о любви и пишет глупые сказки.