Подруги, смеясь строили дичайшие предположения, почему Джастину в лабораторию никогда не звонят девушки, и передразнивали занудное «не гони лошадей». Алиса придумала, что от него пахло Armani After Shave. Готовился к встрече! Лейла, давясь смехом, советовала ей сказать Джастину с ангельским видом: «Попробуй что-нибудь более пряное. Может, тебе подойдёт аромат из престижной коллекции для мужчин Lancôme?» Представляли, как он Тодду нажалуется.

Алиса призналась, что исподтишка изучает это длинноногое существо, такое нелепое рядом с чернобородым обаяшкой завлабом. Развеселилась, показывая, как Джастин, когда они остались одни в электродной комнате, впервые открыл рот и нудно стал тянуть слова, объясняя простой процесс ручного вытягивания электродов из стеклянных капилляров.

Вдруг умолкла и вспомнила, как вчера у вытяжки электродов Джастин встал к ней боком, и её вдруг поразило, как вибрирует незнакомой жизнью его тёмный китайский профиль, как косит шоколадный глаз, как взрезан, словно острым тонким скальпелем, крюк его носа, а подбородок грубо и косо стёсан, как высока его скула и как плохо подстрижен висок, как молодо блестят его упругие на вид волосы и как отвратителен белёсый консилер в оспинах щёк. Да, ему совсем не подходит Armani After Shave…

КРЫС КАРЛ-БУРБОН. МАЙ 1997-го

Суббота. Лампы под потолком постанывают, и в резонанс им чуть вибрирует воздух. Алиса пришла в выходной – надоел пригляд Джастина. Высматривает, а потом, наверное, Тодду докладывает! Алиса ощетинивалась в первые недели работы в новой лаборатории и натягивала маску всезнайки, молчком пробиваясь к живым срезам мозга. Не выходило. И казалось, Джастин плотнее наблюдает, дожидается, когда она всё бросит и исчезнет. Хорошо хоть с Лейлой можно посмеяться над ним. Но сейчас и поддержка подруги не спасала от страха: надвинется тьма – и повторится питерская катастрофа. Потому Алиса и пришла спозаранку, знала – Джастин по субботам гоняет на велике с другом по мостам Манхэттена.

В лабе так тихо, что в ушах задребезжал голосок малыша, которого Алиса встретила в скверике, когда присела на скамейку, чтобы съесть утренние апельсин-банан-манго из бумажного пакета от уличного продавца фруктов. Мальчишка ныл: «Папа… когда… папа… когда… папа… когда… папа… когда… папа… когда… папа… когда» – и бился в колени молодого отца, завалившегося от усталости на скамейку, выйдя из госпиталя. Модная бородка и спортивные сандалии, а главное, массивное оловянное кольцо выпускника университета Лиги плюща говорили, что парень состоятельный.

Может, из родных кто сюда на первый этаж угодил? Уж не мама ли малыша?

Другой скамейки не было, и Алиса приняла утреннюю фруктовую дозу под сводящее с ума нытьё маленького засранца. Теперь его голосок дребезжал в голове и, казалось, отдавался эхом от кафельных стен.

Алиса включила компьютер, щёлкнула тумблерами приборов на управляющей панели своей установки, зажгла фонарик под микроскопом и запустила охлаждение микротома для нарезки мозга – привычное рабочее жужжание заглушило писк в голове. Она взяла тележку с пустой клеткой и спустилась в подвальный этаж, там отсканировала бейджик и попала в сумрак вивария «Лагуны». На бесконечных металлических стеллажах – ряды клеток с крысятами особой лабораторной породы. Их красные глазки забегали, когда она, задвинув вчерашнюю клетку в нишу мойки, прошла вдоль рядов к крысёнку со швом между ушами. Длинный нос, как у Бурбонов на полотнах Гойи, оттягивал его морду вниз. Крысёнок смешно повёл усиками, и Алиса наградила его прозвищем Карл-Бурбон.