Хайдеггерианские мотивы встречаются и в главе, где разбирается новелла «Приговор». Там мы находим понятие экзистенциального наброска (Entwurf), которое играет основополагающую роль в «Бытии и времени» Хайдеггера. В «Приговоре», замечает Сафрански, герой и его друг, затерявшийся в далекой России, – это два взаимоисключающих экзистенциальных наброска самого Кафки, которые борются друг с другом на сцене письма.
Кроме того, в пассаже, с которого мы начали, обращает на себя внимание и кое-что еще. Письмо, сказано там, до известной степени придает текучей грезе постоянство – или, по выражению Сафрански, «форму», – примерно так же, как сновидение обретает постоянство в пересказе. В немецком языке и сновидение, и греза могут быть обозначены одним словом (Traum), а кроме того, оно созвучно слову «травма» (Trauma). Здесь настоящая полифония с дискурсом психоанализа: творчество как сон наяву (ср. Tagträumen, Tagesphantasien у З. Фрейда), как компромиссное образование. Иначе говоря, творчество – это не счастье, а лишь компромисс, который порождается конфликтом между требованиями внешней реальности и внутреннего мира. Натиск бессознательных влечений обладает потенциалом подорвать реальность изнутри. Это не единственное место, где при анализе кафкианского творчества Сафрански прибегает к психоаналитическим темам. И это неудивительно, если учесть, какое пристальное внимание Сафрански уделяет непростым отношениям Кафки с сексуальностью и половой жизнью. На страницах его книги мы встречаем психоаналитические понятия сублимации и первосцены. Не следует забывать и о важной теме отношений со сверхсильным отцом – авторитетной инстанцией, которая стала частью личности самого Кафки и терзала его изнутри. Как известно, суровость этой внутренней инстанции (Сверх-Я) напрямую выражается в угрызениях совести, аутоагрессии. Как говорит Сафрански, «Кафке не было равных в умении извлечь из чувства вины столь многое», подразумевая, что его творчество в каком-то смысле было протестом против отца и его безжалостного суждения. «Письмо к отцу» – это удивительная по своей наглядности попытка свести с ним счеты, придав несостоявшемуся диалогу форму письма, не дошедшего до адресата, но все-таки оказавшего терапевтическое воздействие на отправителя.
Будем надеяться, что сказанное по меньшей мере позволит читателю наметить те ниточки, которыми эта сравнительно небольшая книга Сафрански связана с богатой философской и психоаналитической традицией XX века.
Наконец, несколько технических замечаний.
Художественные тексты Кафки, его корреспонденция и дневниковые заметки по умолчанию приводятся в существующих переводах на русский язык. В этом случае мы не даем постраничных сносок с указанием авторства перевода и библиографических данных. Сведения о переводчиках текстов Кафки на русский язык можно почерпнуть из нижеприведенного списка русскоязычных переводов.
В некоторых случаях мы давали ту или иную цитату в собственном переводе. Это касается прежде всего некоторых дневниковых заметок и писем, которые либо не переведены, либо переведены частично и не включают пассажей, которые цитирует Сафрански. В редких случаях мы правили существующий русскоязычный перевод, если он, на наш взгляд, затемнял важный для Сафрански смысл оригинального текста либо если он содержал очевидные неточности (это касается в первую очередь перевода писем к Броду в исполнении М. Харитонова). Во всех упомянутых случаях мы делаем постраничные сноски с пометкой «перевод наш» и аббревиатурой немецкоязычного первоисточника. Список использованных Сафрански первоисточников вместе с их аббревиатурами приведен в конце книги.