Вскоре мы обнаружили источник шума: Виктор Прентис, местный агент по недвижимости, энергично орудовал молотком, вбивая возле ступенек табличку с надписью: «Продается». Заметив нас, он расплылся в улыбке.

– Приятного вечера, дамы.

– Добрый вечер, Виктор, – поздоровалась Вера и указала на сине-белую табличку. – Что все это значит?

– Норри решил продать бизнес, – отдуваясь, пояснил Виктор и с грустью добавил: – Конец эпохи. Я приходил сюда за рыболовными снастями еще с тех пор, как Юлий Цезарь был мальчишкой.

Заглянув внутрь через распахнутую скрипучую дверь, я окинула взором прохудившуюся шиферную крышу и пыльные окна.

– Не знала, что Норри продает эллинг. Папа ничего не говорил.

– Буквально на днях меня огорошил.

Виктор мотнул лысеющей головой в сторону сарая, глянул по сторонам – словно боялся, не подслушивает ли кто, хотя рядом не было ни души – и понизил голос:

– Норри решил пожить для себя. Увы, ни один из его сыновей не горит желанием продолжить дело. Теперь придется ездить за рыболовными снастями в город, – заключил он, сокрушенно глядя на нас маленькими глазами-пуговицами. – А там неизвестно на кого напорешься, сплошное жулье и граффити-художники.

Мы с Верой поспешили спрятать улыбки.

– Помяните мое слово, дамы: если не вдохнуть жизнь в эти края, Лох-Харрис превратится в морг, – заявил Виктор, сунув большие пальцы в проймы стеганого жилета.

– Не раньше, чем мы дадим наш ответ Тому Джонсу[7], – невозмутимо сказала Вера.

– Кому? – озадаченно спросил Виктор.

– Думаю, она имеет в виду Большого Боба и его квартет.

– А-а, ясно.

Пока Вера с Виктором увлеченно обсуждали недавний – и не слишком удачный – переход Большого Боба на каверы Эда Ширана, где-то у берега пронзительно зарыдала волынка.

– Это молодой Гектор Флеминг, – пояснил Виктор, предвосхищая мой вопрос. – Он часто приходит на озеро поиграть. В местные пабы с концертом не больно-то сунешься. – Виктор облокотился на табличку «Продается». – Говорю вам, если так пойдет и дальше, вы скоро не узнаете Лох-Харрис. По Хай-стрит только перекати-поле будет гулять.

– Ох, Виктор, перестань. – Я попыталась выдавить улыбку.

Он скептически поднял бровь.

– Миссис Макнаб уже поговаривает о том, чтобы закрыть магазин и уйти на покой.

Посудный магазин миссис Макнаб был неразрывно связан с историей Лох-Харриса. Сначала им владели ее прадедушка с прабабушкой, затем деды и, наконец, родители.

Я едва не лишилась дара речи.

– Не может быть! «Посудинарий» – местная достопримечательность.

Виктор пожал плечами.

– Говорит, раньше туристы сметали с полок кружки в шотландском стиле и чайные сервизы с видами озера Лох-Харрис и водопада Гален, но с тех пор, как число приезжих сократилось…

У меня тоскливо заныло сердце. Вот тебе раз! Я всю жизнь провела в Лох-Харрисе и, конечно, знала про отток туристов, однако не предполагала, что все настолько серьезно. Передо мной возникло видение опустевшего городка: нераспроданные безделушки в витринах, закрытые ставни кондитерских, а на двери обветшалой гостиницы, словно крик о помощи, висит табличка «Свободные комнаты».

Если бы только существовала возможность что-то сделать, вернуть сюда жизнь. Если бы какой-нибудь человек с деньгами разглядел потенциал здешних мест…

Я выпрямилась, отгоняя непрошеные мысли, и поймала себя на том, что делаю несколько неуверенных шагов к скрипучей двери эллинга. О чем вообще я думаю? Я ведь собиралась уехать. Продать коттедж, сбежать от призраков, наводнивших Лох-Харрис, и начать с чистого листа.

– Виктор, не возражаешь, если я быстренько загляну?

– Нет, милая. Будь как дома. Я только позвоню Диане и скажу, что немного опоздаю к ужину – мне тут еще все закрывать.