…

А следующее фото… вот ведь удивительно как легло!… Тоже город с вершины главного собора, тоже шпили, купола и узнаваемые площади, тоже река, разделяющая город на большую и меньшую части, только река теперь зовется Влтава, и снимается город не из Транстевере, а из Мала Страны. Первого августа 1999. Первое свидание с Прагой.

А это я во дворе Египетского Музея в Каире. У ног какого-то здорового каменного фараона. Томная рожа, белый свитер на бедрах. На руке часы. Давно не ношу часы. А тогда носила, и не мешали…

А эта каирская фотка какая-то засвеченная, что ли… С тем же белым свитером на бедрах стою я босая, демонстрирую кроссовки в руках. Потому что мечеть Али-Паши80. За спиной у меня златая дверь, а над головой что-то написано по-арабски. Очень возможно, что «смерть неверным».

Гент перед дождем.

Закатное солнце освещает минарет над каирским базаром.

Я в голубой ветровке на балконе собора Св. Марка в Венеции. Уже капает, и с пьяцетты81 внизу разбегаются люди и голуби.

Красные и черные решетки Мишкенот Шеананим82.

Трехлетняя Гунька на горшке в ирганимской83 иерусалимской съемной квартире. Синеглазая, косая, на лбу здоровенная царапина. Что-то жует, скривившись, с омерзительным выражением лица. Помню, подруга моя Машка, увидев это фото, захохотала: «Какой противный ребенок!!!» Давно я что-то не говорила с Машкой… Эх…

Год примерно 1994, потому что уже вторая съемная квартира в Гило, и Гуньке лет пять. Мы с ней зажигаем ханукию84: я держу ее руку с шамашем85 у фитиля третьей свечи, а две уже горят…

В следующей вытащенной пачке я сразу заметила фотографию, сделанную через минуту ровно: все девять свеч уже горят, они попеременно синие и розовые, шамаш белый. Ханукия, оказывается, стоит на низком столике посреди ковра, на ковре сижу я и гляжу в объектив, внутри меня стоит Гунька, обнимая меня за шею, и зверски, почему-то, выпятив челюсть, смотрит на ханукию… Господи, она тут еще совсем беленькая.

…Гошка дома первые месяцы, примерно в феврале 2002. Голова еще плоская86, просвечивают вены. Лежит в кроватке, задрав одну руку ротфронтом87, и зверски сосет своего жирафа. Жираф, сантиметров двадцати ростом, уже вдвое короче нее – а когда родилась, они были вровень. Я помню, дома она уже казалась мне гигантской…

Это у нас в гостиной в конце зимы 2002. В моем любимом кресле сидит задумчивая Гунька, облизывая чупа-чупс. На диване, положив голову на валик, спит Леня. У него на груди, навзничь, раскинувшись, загорает крохотная Гошка в желтом комбезике: плоская башка под подбородком, ноги не достают до места, где заканчивается свитер, раскосые черные глаза смотрят сердито и внимательно…

А это еще в больнице, в кювезе. Глаза кажутся только что прорезавшимися. Соска длиной в две трети головы. И обрезана с одной стороны: иначе резиновый круг вылезал за пределы мордочки и не давал сунуть соску в рот лежащему на боку младенцу.

У меня хранится эта обрезанная соска. И жираф у бабушки живет. Вот Гошка в автокорзинке, в синем своем одеяле со звездами. Она до сих пор разрешает себя укрывать только этим одеялом. Только теперь оно закрывает ее от плеч до колен. А на этой фотке, сделанной после приезда из больницы 2 января 2002, Гошку в одеяле с трудом можно отыскать. И соска тут же, куда же без нее.

Иерусалим, Гило, высокая лестничка сквозь дом. Кто-то сказал, что застройка Гило похожа на театральные декорации. Сказавшего это слегка раздражало, а вот мне нравится.

Четыре фотографии базилики Святой Крови в Париже, три почти одинаковые, одна издалека.

Узкая дорожка в иерусалимском саду Роз, слева розовые розы, справа пышный куст алых.