– А, это ты, Даниил.

Он даже не улыбнулся, не изменился в лице. Я привык к такому обращению, но все равно смутился.

– Я хотел спросить… – пролепетал я, цепляясь за ручку двери.

– Спрашивай.

– Где… Где наша мама?

– Ах, где ваша мама? – вот тут папенька переменился в лице, оскалился. И этот оскал меня напугал. – Ваша мама нас бросила, сынок. Я дал ей все, что мог, все, что даю вам. А она сбежала, едва тебе исполнился год! Дрянь!

Я вздрогнул. Что означает это последнее слово – я еще не знал. Но сразу почувствовал: что-то нехорошее. Папа вообще часто говорил такие слова, которые я интуитивно воспринимал отрицательно. Например, иногда бывало такое, что он являлся домой не один, а с какими-то красивыми, но слишком громкими, девушками.

В такие вечера я боялся его еще больше, чем обычно. Вроде бы отец пребывал в прекрасном расположении духа, но глаза его бешено вращались, а пахло от него чем-то резким, противным. От девушек часто удушающе разило парфюмом, словно они искупались в нем, девицы оказывались чрезмерно ярко накрашены. И вели себя слишком развязно, хотя глаза их лихорадочно блестели, как у сильно испугавшегося человека.

Обычно, завидев меня, гостьи немного расслаблялись и начинали сюсюкать.

– Какой пупсик! Как тебя зовут, малыш?

– Отвяжись от него. – каждый раз приказывал папаша. – Моему сыну еще рано общаться с шалавами. Валентин!

Приходил старший брат, и молча уводил меня. А этих девушек я больше не видел. Вместо них периодически появлялись другие. Я быстро к этому привык и потом, заслышав веселое хихиканье на крыльце, уже самостоятельно убирался в свою комнату. Мне еще рано общаться с шалавами. Что такое «шалавы» я тогда не знал, однако действительно не возникало никакого желания разговаривать с незнакомками.

Повзрослев, я узнал значение этих слов и подивился тому, как точно детский мозг интуитивно считал их неприятными. Отца к тому моменту я уже не боялся, а просто ненавидел. И, постигая значение слова «дрянь», возненавидел еще больше. Как можно так отозваться о человеке? О женщине, которая пошла с тобой к алтарю, родила тебе двоих сыновей, и долгие годы покорно сносила все твои издевательства?!

Но об этом я подумаю только через несколько лет. Пока же я сжался, а отец велел мне больше не вспоминать о матери и убираться спать. Я вышел в коридор, и тут же меня осторожно взял за плечо брат, повел в мою комнату. Там он усадил меня на кровать, сел рядом и заглянул в глаза.

– Запомни одно, Дан. Наша мама – самая лучшая на свете. И она бы никогда не оставила нас с тобой, если бы это было возможно.

Я обнял Валентина и разревелся. Мне вдруг стало настолько тоскливо, грустно, такая обреченность поселилась где-то внутри. Были еще какие-то чувства, которые я по малолетству не мог идентифицировать. Но однозначно понял, что мне очень плохо морально после слов отца. А вот брат смог сделать немного легче. Ровно настолько, чтобы я смог выплакать эту первую боль.

Поражаюсь этому удивительному качеству Вэла даже годы спустя! Ведь он ненамного меня старше: нас разделяют всего пять лет. Но даже в совсем юном возрасте брат всегда умудрялся находить нужные слова и совершать правильные действия. Наверное потому, что делал все всегда от чистого сердца. Или потому что был музыкантом? Если приучишь себя не фальшивить, будешь делать это всегда, а не только когда играешь на инструменте.

Валентин тогда помог мне справиться со страхом и болью. Но не с любопытством. Я продолжал думать о вопросах, на которые мне никто не собирался отвечать. Поэтому я долго терзался ими самостоятельно, а потом все же решился узнать то, что волновало меня больше всего, стало едва ли не манией. Повзрослев, я себя, маленького, не осуждаю. Каждому хочется знать, откуда он, кто его близкие, какие они. Человеку важно знать свое прошлое, чтобы он мог творить настоящее и будущее.