– А я живого ассирийца видел. Я думал, они все вывелись, ан нет! Выдюжили.

– А что такого? Евреи ведь вытянули, Павел Иосифович. Отчего жителям Ассирии раствориться? Или вы сторонник теории исключительности?

Кеглер не ответил прямо:

– А как думаешь, русские выживут через две тысячи лет?

Колдобин глубоко откинулся на спинке сиденья. Он раздумывал над вопросом, заданным новым его знакомым, но одновременно и о том, что сейчас хотел бы сидеть, к примеру, в кафе «Пушкин», что на Тверской, или в «Альдебаране», пить чай, заедать его черничным пирожком, прикармливать с маленькой ложечки какую-нибудь куколку… Почему он здесь? В духоте, с этими «вынужденными» людьми. Потому что для куколок, «Альдебарана» и тем более «Пушкина» нужно иметь то, за чем он притащился сюда, несмотря на обострение падагры. Сюда и в этой компании. В страну золотых бюстов. Да, ради «этого» стоило ехать. Но стоило ли ради этого «вытягивать» еще 2000 лет?

Паша Кеглер и сам озаботился собственным вопросом. Он не знал, как подобраться к ответу, но остро-остро чувствовал, как ему, оказывается, важно, чтобы «они» пережили. Для чего? Что они несут миру? Что за философский напиток подсунул ему Колдобин?

– А вы бы хотели, чтобы через века? – прочитал его мысли Колдобин.

– Да. Очень.

– А зачем? Зачем вам, Павел вы Иосифович? Вы же, я полагаю, иудей? – Колдобин вновь придвинулся к собеседнику.

«С чего это ты полагаешь, ищейка», – обозлился Кеглер, давно про себя решивший, что его еврейская кровь давно поглощена соком сорокалетней российской жизни. «Русский еврей – это либо очень русский, либо очень еврей», – говаривал его покойный отец, и в брежневские времена носивший кипу. Правда, дома. Паша считал себя «очень русским».

Не дождавшись ответа, Колдобин продолжил. Ему тоже хотелось знать.

– Говорите, ассириец. А зачем он? Напоминание? О боге Солнца? Я понимаю еще, зачем евреи. Американцы зачем – понимаю. Китайцы – готов понять. Я был там. И все хотят туда. В вечность. Закон природы народов. Но через 2000 лет государств не будет. Если вообще что-то будет, Павел Иосифович, то будет одна огромная Америка. А в ней говорить будут на двух языках – на китайском и на хинди. Хотите, я вам расскажу, как будет? – в глазах загорелся зеленый огонек.

– Россия слаба. И главное, другие догадались, что она слаба. Это спасение. Ее просто проглотят без крови. Сойдутся Америка, Индия и Китай. Но не в прямую. Китайцы умны. Они в последний момент будут уступать силе и брать свое там, где силы не требуется. Они выжрут Америку изнутри, завлекая ее глубже в Азию и используя естественный биологический порядок вещей. И в конце концов, когда Америка проглотит Индию и приготовится праздновать победу, окажется, что ей самой готовы править китайцы и индусы. Изнанка демократии. Змея заглотнет себя с хвоста. Чтобы избежать большой войны между ними, когда не станет «мелких» – всех этих Киргизий, Туркмений, Тайваней или Латвий, они объединятся, как Франция и Германия объединились в Европу. И все это будет названо ВСШ – Всемирные соединенные штаты. Америки. Потому что кувшину страшно отказаться не от наполнения – не вином, так квасом – ему страшно отказаться от названия: кувшин. Америка – Рим. Третий Рим. А через 2000 лет – Великая Германская Римская империя. Рим, населенный германцами. Потому они спохватились, наверху, бунт против демократии. Бунт и заговор имени 11 сентября. А как же?

– А как же тогда латинос? Как Европа, в конце концов? – Паша подумал, что, наконец, «отшелушил» Колдобина, освободил его от иронической оболочки. И еще отметил, как охотно русский человек вовлекается в мысли о мироздании. Слов о заговоре он не понял.