– Ах ты дрянь! – на щеке рыжего заалел отпечаток ее ладони, впрочем, через минуту она опомнилась и, догнав рыжего уже у входной двери, обняла и чмокнула в лоб (бедолага был готов расплакаться).

– Ладно, прости. Ну, прости… Ну, не сдержалась! Пойми, наконец, в каком я сейчас состоянии…

Лицо рыжего стало покрываться морковным румянцем.

– А со своим «Рэмбо» ты окончательно расплевалась?

Тут уж она сама почувствовала, что начинает краснеть.

– Он мальчик по вызову, по-твоему? – прошипела Ольга, – И сколько раз я должна напоминать, чтоб ты не называл его «Рэмбо»? Какой он тебе Рэмбо?

– Ну, – рыжий пожал плечами, – Все-таки Погребельского в свое время уделал конкретно…

Неожиданно ее разобрал почти истерический смех.

– Ты себя послушай, филолог без пяти минут! Выражаешься, как «чисто конкретный» браток!

Рыжик слабо улыбнулся.

– Ладно, прощаю, – великодушно изрекла Ольга, – Почитай что-нибудь из новенького, а, Рыжичек?

Тот вздохнул.

– Не пишется. Творческий застой… от переживаний.

– Разве? – насмешливо удивилась она, – А я думала, у вас, поэтов, переживания вызывают прилив вдохновения…

Рыжий бросил на нее короткий взгляд, означающий сакраментальное «художника любой обидеть может», и она, мгновенно устыдившись, ласково взъерошила рыжую шевелюру своего «мальчика-пажа».

* * *

Следующий день являлся выходным, и она надеялась отоспаться, однако, отоспаться не удалось – ее довольно рано разбудил продолжительный звонок в дверь.

Затем раздались шаги матери в прихожей, приглушенные голоса и, наконец, оклик:

– Оля, поди-ка сюда!

Предчувствие ее – что греха таить? – кольнуло. Противненькое такое предчувствие – все ее основные неприятности – впереди… то, что было – это цветочки…

Она наспех накинула халат, вышла в прихожую…

Точно. Цветочки. Точнее, корзина роскошных темно-бордовых роз, которую мать отчего-то держала немного брезгливо – на вытянутой руке. Как пойманную мышь за хвост.

– Это тебе, – сообщила Оксана несколько одеревеневшим голосом, – Может, объяснишь, от кого?

Ольга прислонилась к стенке прихожей. Пожалуй, это было впервые, когда чудесные цветы не вызывали у нее ни малейшего восторга…

Слишком кичливо и дорого выглядел этот букет, чтобы еще оставались какие-то сомнения в том, кто его ей прислал…

Тем временем Оксана извлекла из корзины визитную карточку.

– Громов Игорь Анатольевич, ИЧП «Альянс»…

– Индивидуальная частная прачечная, – пробормотала Ольга, – По отмыву грязных денег.

Мать, наконец, заметила, что дочь, похоже, совсем не в восторге от презента, и смягчила тон.

– Кто этот Громов?

Ольга пожала плечами.

– Думаю, член преступной группировки. Рэкет или наркомафия… что-то в этом роде.

Слегка увядающее, но все еще красивое лицо матери сделалось пепельно-серым.

– Шутка крайне неостроумна…

– А это не шутка! – Ольга выхватила из рук матери корзину с цветами, распахнула входную дверь и, пройдя к мусоропроводу, отправила роскошные розы прямиком в отходы.

Потом вернулась в квартиру и, зайдя в ванную комнату, стала тщательно мыть руки.

Оксана остановилась у косяка приоткрытой двери в ванную. Теперь выражение ее лица стало растерянным.

– Ты все это серьезно?

– Серьезнее некуда, – Ольга взглянула в зеркало и отметила, что тоже бледна, не считая двух ярких пятен румянца на скулах.

– О, Господи, этого только не хватало, – выдохнула Оксана, – Где тебя угораздило с ним познакомиться?

– Я с ним не знакомилась, – безжизненным голосом ответила она, – Сам привязался.

Оксана нахмурилась.

– Но, видимо, какой-то повод ты ему все же дала так себя вести?

Ольга сухо и зло засмеялась.

– А что тебя не устраивает? Во всяком случае, за твоей дочерью ухаживает не какая-то «голь перекатная», а состоятельный господин! Директор целого ИЧП!