Так. Она тоже его, наконец, заметила. Узнала. И… побледнела. Улыбка моментально сошла с лица, а глазищи потемнели. Из серых почти черными сделались…

«Боится», – подумал Громов и даже испытал легкое разочарование. Такая не должна бояться! В прошлый-то раз не боялась… неужто он выглядит так устрашающе? Да он уже готов ей простить то, что она его кинула! Именно! Простить!

«Громобой» раздвинул губы в улыбке. В отличие от большинства братков, он не считал, что золотые коронки на осколках выбитых зубов – это красиво. Коронки у «Громобоя» были безупречно белые. Фарфоровые.

Посему улыбку свою он считал едва ли не по-голливудски неотразимой.

…Однако, разыскиваемая им красавица, видимо, считала иначе. Ответной улыбки он не дождался.

– Ну что ж ты? – спросил Громов настолько мягко, насколько умел (отметив не без удовольствия, что подружка красавицы пялится на него, едва не разинув рот. Что ж, мужчина он, конечно, видный…), – Я тебя ждал, ждал… заказал столик… а ты?

Наконец-то румянец стал возвращаться на прехорошенькое личико. А когда приоткрылись прехорошенькие губки, и девушка заговорила, сказанное ею явилось для Гоши такой неожиданностью, что он сам, похоже, замер… с отвисшей челюстью.

Нет. Ни черта девчонка его не боялась. Если она и побледнела, то… от злости.

– С каких пор мы с вами на ты? – абсолютно ледяным тоном изрекла красавица, – Ваш контингент, – легкая усмешка, – На Тверской работает. По ночам.

Да она откровенно ему… хамит? «Громобой» не столько разозлился, сколько… удивился. И пока он удивлялся, девчонка уже повернулась, чтобы уйти – и ушла бы! Так и ушла! – если б «Громобой», обладающий неплохой реакцией, наконец, не вышел из оцепенения и не схватил ее за предплечье.

– Нет, погоди, – поначалу голос еще звучал сипловато, но потом, Слава Богу, выправился, – Ты мне обещала прийти и не пришла. Объясни, почему.

Она слегка поморщилась. Но испуга во взгляде не было. Не видел «Громобой» в ее взгляде испуга!

Более того, у него самого от ее взгляда решимость и уверенность начали уходить… Словно он уже не хозяин жизни, а кто-то вроде прыщавого узкоплечего подростка, жутко смущающегося рядом с первой красавицей школы…

– Пожалуйста, отпустите мою руку, – негромко сказала она. Негромко и спокойно.

И пальцы «Громобоя» разжались. Словно сами собой. Как по мановению волшебной палочки.

– Прошу меня извинить, что заставила вас ждать, – продолжила она так же ровно и подчеркнуто вежливо. – У меня действительно так сложились обстоятельства, что я не смогла прийти.

И отвела от него глаза. С таким видом, словно ей невыносимо скучно было смотреть на него. На него, на его «тачку»… на всё, с ним связанное.

Просто скучно.

«Громобой» молчал. Молчал и потел. Ощущая одновременно и жар в животе, и лед.

А еще – тоску. Тоску в сердце. Ибо девочка-то была не его… И надежда на то, что она охотно прыгнет в его постель, стОит потрясти перед ее точеным носиком толстой пачкой «зелени», стремительно таяла… как мороженое на тридцатиградусной жаре.

Не интересовал он ее, похоже. Ни черта не интересовал.

Она взяла подругу под локоток.

– Всего доброго, Игорь.

«Громобой» дернулся как от удара током – его ж по имени, вот так, сто лет никто не называл! А она, значит, заглянула все-таки в его «визитку» и даже имя запомнила…

– Всего доброго, – пробормотал он, стоя как дурак и наблюдая, как она уходит. Уходит его мечта… уходит…

Все же взял себя в руки. Снова сел за руль «Мерина», но не погнал. Ехал медленно следом за девчонками (подружка красавицы чуть шею не свернула, озираясь на него).

Наконец, у перекрестка девушки разделились. Красотка тормознула «маршрутку». «Громобой» прикинул – ехать следом за такси или…