— Игнат так не думает, — ненадолго меня хватило, в голос снова пробираются высокие ноты. — Он сказал, что это ничего особенного. Наш ребёнок — ничего особенного.

— Лера… — он вздыхает и садится в кресло. Вижу, что ему тяжело. Ещё молодой — шестьдесят лет, но есть какие-то проблемы со здоровьем. В подробности Игнат не вдавался. — Могу я высказаться? Ты, конечно, можешь прогнать меня, если уже всё решила.

— Пожалуйста, — отзываюсь я, — говорите.

Не хочу проявлять грубость. Отец не должен отвечать за поступки сына.

Мой собственный папа — человек, которого я не уважаю. Наша с мамой боль. Поэтому я так радовалась, когда Пётр Алексеевич назвал меня дочкой.

У меня появился отец, за которого не стыдно.

На которого можно положиться.

Как жаль, что всё испортилось.

— Есть сильные люди, а есть… слабые. Я думал, что мой сын относится к первым. Тем, у кого есть принципы, кто их придерживается, кто не опускается до вранья. Можно при этом быть сколько угодно распутным, но не лицемерным. Я ошибся. Игнат, хоть и взрослый мужчина, ведёт себя словно несформировавшийся подросток. Делает ошибки непозволительные. Позорит меня, — он мрачнеет. — Я говорил с ним. Он поддался импульсу и очень об этом жалеет. Идиот. Шлюха…

Это всё ещё относится к сыну, даже не к Алине.

Я таких выражений ни разу от него не слышала.

Замираю в шоке.

Голос Петра Алексеевича гремит:

— Нужен ли тебе такой слабый человек, который допустил ошибку? Пусть всего одну, но... к чему это привело? Лера, ты соглашалась не на это. Я понимаю. Я поддержу любое твоё решение. Хочешь уйти — это будет верно. Тебе нужен сильный. Кто сможет отвечать за свои поступки, за обещания, за семью. Он же… просто больной человек. А ты не доктор, чтобы лечить.

— Больной?

— А как ещё назвать это помутнение? Он ведь рвёт и мечет, с ума сходит, не знает, как жить дальше. Я бы понял лучше, если бы не любил тебя, не звал замуж, бросил. Прости, что говорю такие вещи. Но это было бы в рамках честного человека. Но изменить, испытывая такие сильные чувства к жене… как это ещё назвать?

— Он сказал, что для него это нормально. Что и выкидыш — обычное дело. И измены. Он не говорил про помутнение…

— Всё, что он тебе сказал — риторика слабости. Испугался, попытался защититься. Будто бы ему пять лет. Про ребёнка особенно. Самая страшная ошибка, которую он только мог допустить, Лера. Стать причиной того, что не стало сына или дочки, что никто не родится — тяжёлая ноша. И он не справился, не признал ошибку. Проще было закрыться. Сделать вид, что ничего не произошло. Но разве же себя обманешь? Может быть то, что случилось, — замечает жёстко, — это божий знак, что с Игнатом тебе не нужно строить семью?

Он поднимается.

— Я желаю тебе счастья, моя девочка. Он виноват, и даже если с ним что-то случится… я не изменю мнения.

— Случится?

Он тепло улыбается:

— Не думай об этом. Тебе нужен тот, — произносит, как-то странно вглядываясь в меня, — кто никогда не заставит тебя волноваться. Не допустит этого, — намекает на разорванную книгу и уходит, произнеся напоследок:

— Не стесняйся просить у меня помощь, Лера. В любое время.

12. Глава 12

Почему ей всё, а мне ничего, а?

За какие такие заслуги? То, что она блаженная, фригидная и ничего не умеет, кроме как ебашить по-тупому — это конечно, это да. Хотела бы реально помочь матери, могла бы найти работу и получше. Телом даже. Но ей это и в голову не приходило, эгоистка…

У меня было бы столько вариантов, как достать миллионы — да хоть девственность на аукционе продать, ага.

Слышала, некоторые извращенцы столько платят, что можно до старости жить припеваючи. Жаль, у меня уже очень давно такой опции нет.