Врач на всякий случай поджимает губы, видимо чтобы больше не ляпнуть лишнего, и тут же возвращается к работе.

Глеб снова таранит меня яростным взглядом. Его руки теперь вцепились в край стула и костяшки заметно белеют от того, как он сжимает ветхую фанеру сидушки. Кажется я даже слышу ее хруст. Или это Глеб рычит от сдерживаемого бешенства.

Он сейчас напоминает дикого зверя, которого посадили на цепь. И при каждом неверном движении его будто током сшибает.

Ну ничего, милый мой. Это еще цветочки, если в покое меня не оставишь!

Сжимаю зубы, стараясь держать себя в руках. Нельзя позволить эмоциям взять верх.

Не сейчас. Не здесь.

Даже не думай плакать при этом мерзавце. Сохраняй самообладание и гордость.

Хоть каплю. После всего, что сегодня уже случилось.

— Варь, ты можешь злиться сколько угодно, — тихо рокочет Глеб, — но твое здоровье сейчас важнее. Просто дай врачам сделать свою работу.

— С врачами я сама как-нибудь разберусь, — цежу я сквозь зубы, глядя ему прямо в глаза с нескрываемой ненавистью. — А вот в вашей помощи я больше не нуждаюсь. Можете быть свободны, Глеб Анатолич. Навсегда!

Он несколько секунд молча смотрит на меня. Глаза его темнеют, губы сжимаются в тонкую линию.

Внутри меня всё дрожит, но я не позволяю себе отвести взгляд. Не покажу ему свою слабость. Не дам ему снова почувствовать власть надо мной.

— Я никуда не пойду, малыш, — твердо говорит предатель. — Ты закончишь и мы наконец спокойно поговорим.

— Нам не о чем больше говорить, Глеб, — отрезаю я категорично. — Вопрос решенный. Мы разводимся.

— Только через мой труп, — рычит он.

— Дело твое, — пожимаю я плечами будто бы равнодушно.

Но меня все еще трясет. И не знаю, закончится ли это когда-нибудь. Уж точно ни пока он рядом.

Долгие секунды он таранит меня грозным взглядом. Там такая бессильная ярость плещется, будто он мысленно уже разнес этот кабинет в щепки.

А я… я в ответ выдавливаю холодную улыбку. Такую, с легкой издевочкой. Давая понять, что разведусь.

Даже через его труп!

Перешагну и забуду!

И в этот момент в его глазах загорается нечто совсем мне незнакомое…

Меня пробирает от этого ощущения. Ведь мой муж никогда еще не смотрел на меня ТАК.

— Так, господа, со швами я закончила, — прерывает нас врач, явно почувствовав накалившуюся атмосферу. — Сейчас еще наложу повязку. Руку старайтесь не мочить несколько дней.

Я переключаю внимание на доктора и коротко киваю, всё еще чувствуя прожигающий взгляд Глеба.

— Заканчивайте быстрее, — приказывает он ровно, но я слышу, что его терпение на исходе. — Мне нужно остаться с женой наедине.

Мне почему-то вдруг становится неловко от этой его фразы. Будто она какая-то двусмысленная и подразумевает вовсе не только дальнейшие препирательства.

— Нет, не нужно, — отрезаю жестко. — Так что можете не спешить, — успокаиваю я доктора.

А у самой сердце бешено колотится, будто я только что пробежала километры, а в груди будто холодный камень – тяжёлый, невыносимый.

Вздрагиваю от накопившегося напряжения, когда в кабинет вдруг влетает запыхавшаяся медсестра, чуть не сбивая с ног доктора, которая только закончила зашивать мою руку.

— Ваш покойник оказывается живой, – выпаливает она, переводя дыхание и опираясь рукой о дверной косяк. – Правда, состояние не очень, пришлось в реанимацию отвезти. Множественные гематомы, да и вообще – мало ли что там ещё вылезет. Присмотрим пару дней. Только нужно, чтобы вы бумаги заполнили на госпитализацию.

От её слов меня передёргивает. Глеб едва не убил человека. Да, пусть мерзкого, отвратительного, но человека.

А теперь он явно не спешит выполнить просьбу медсестры, элементарно заполнить бумажки для своей жертвы.