Не замечаю, как руку тети сжимаю до покраснения, впиваясь в кожу ногтями.

– Лана, мне больно, - наконец, говорит она и расцепляет мои пальцы, освобождая руку.

Потирает покрасневшую кожу. Я не свожу глаз с Тимура, который суетится вместе с каким-то мужиком у автомобиля того доктора, который меня вывез из этого дурацкого поселка.

– Что ты там увидела? - тетя Маша принимается тоже разглядывать за окном, - а! Тимур. Понятно. Значит, так, Лана. Я не надолго. Одна нога там, другая здесь. Ты мне звони, как, что будет известно о состоянии Сонечки. Ты меня поняла?

Не слышу слова тети. Стеклянными глазами наблюдаю за своим бывшим. Тимур с мужчиной фотографируют зачем-то автомобиль. Затем идут во взрослую больницу. Выдыхаю с облегчением.

– Все. Я потопала.

– Тетя Маша, - выдыхаю, - тебе обязательно идти?

– Что за вопросы? Ты как маленькая. Ей богу, - трогает мою руку и, разворачиваясь, удаляется.

Снова бросаю взгляд за окно. Выискиваю Тимура. Точно ли его нигде нет? Нет, вроде бы точно. На улице его не видно. Надеюсь, что из здания он не будет наблюдать за ситуацией за окном.

Внутри меня начинается дрожь, переходящая в крупную.

Как же мне страшно в эту минуту.

Тетя Маша, только иди быстрее. Только, чтобы Тимур тебя не увидел. Он думает, что деньги я просила для тебя. На твою операцию. А ты тут разгуливаешь по больничной территории и даже бегаешь на работу.

Тимур не должен ничего знать. Он не должен знать, что у нас есть дочь. Как я боюсь за ее здоровье! Этот изверг не оставит нас в покое, пока не убедится его ли Сонечка дочь. А если он ее увезет в другую больницу? А если я больше никогда не увижу дочь?

От этой мысли у меня холодеет внутри. Нет! Тимур не должен знать про Сонечку!

Боже! Что же мне теперь делать? Как выкручиваться? Зачем я ему показала больницу?

Обхватываю голову руками, ставлю локти на подоконник, глазами сверлю территорию больницы.

Тетя Маша спешит на выход. Вот она идет. Прижимаю кончики больших пальцев к губам, не замечаю, как начинаю подгрызать ногти.

Тетя Маша, быстрее, быстрее пересекай ты эту территорию. Хоть бы Тимур уехал до того, как тетя Маша снова побежит по этому пути, только в обратном направлении.

Выдыхаю только тогда, когда тетя оказывается за пределами территории больницы. Пока можно спокойнее дышать.

– Лана, - слышу свое имя и вздрагиваю, разворачиваюсь на звук и вижу Бориса Сергеевича.

Пытаюсь по его лицу понять полярность новостей. Но его лицо непроницательно. За столько лет он научился скрывать свои эмоции, выходя с любой новостью к родственникам пациентов.

– Что? - осторожно выдыхаю с надеждой смотря в его глаза.

– Сейчас подойдет Аркадий. Он все сам расскажет.

– Но … - сглатываю вставший ком в горле, - все же хорошо?

Борис Сергеевич отводит взгляд в сторону, делает шаг ко мне и хлопает меня ободряюще по плечу.

– Сейчас подойдет Аркадий. А вы извините. Меня пациенты ждут.

Остаюсь на месте с застывшем сердцем.

Прижимаю руки к груди и с мольбой вскидываю глаза к небу: «Пожалуйста, не оставь нас. Прошу тебя. Пусть все будет хорошо. Пусть моя девочка пойдет на поправку. Это же крошечка. Она ни в чем не повинна. Дай мне страдания, но огради ее. Пожалуйста! Услышь нас!»

Прикрываю глаза, из которых выкатывается слезинка, затем вторая, третья…

– Ну, что вы раньше времени плачете? - застает меня врасплох Аркадий.

Он бодрым шагом направляется ко мне. Снова пытаюсь по его лицу, как и по Борису Сергеевичу, прочитать характер новостей. Но увы. Их лица не проницаемы.

Еще немного и мои нервы не выдержат.

– Лана, нам надо серьезно поговорить.

Мое сердце падает, ноги становятся слабыми, дыхание сбивается.